(полный текст)

Мир изменяется, неотвратимо вовлекая в этот процесс Россию. Какова будет роль нашего государства в мировой цивилизации в новых исторических условиях? Насколько трансформируются функции Российской Армии в глобализирующемся мире? Эти и другие вопросы были обсуждены на "круглом столе" редакции "Красной звезды" с ведущими российскими учеными, политологами и обозревателями Александром Дугиным, Михаилом Леонтьевым, Сергеем Марковым, Глебом Павловским. Вел заседание "круглого стола" член редколлегии "Красной звезды"

Игорь ЯДЫКИН.

Николай ЕФИМОВ, главный редактор газеты "Красная звезда":

- Несмотря на драматические события двух последних десятилетий Российская армия остается не просто инструментом политики, но и социальным институтом, играющим существенную роль в жизни общества. Стремительные перемены в мире и самой России обусловливают неизбежность трансформации всей военной организации государства, и в первую очередь Вооруженных Сил. Очевидно: от их способности быстро адаптироваться к новым геополитическим реалиям и новым вызовам национальной безопасности во многом зависит и эффективность государственной машины в целом. Россия без армии - это уже не Россия.

На повестке дня в оборонной сфере стоит немало сложных вопросов политического и социального характера. Какова роль Российской армии как инструмента политики в первой четверти XXI столетия в контексте процессов глобализации и радикальных изменений сил на мировой арене? Новое видение места и функционального предназначения армии в системе обеспечения национальной безопасности. Возможность ее интеграции в общеевропейские оборонительные структуры. Курс на модернизацию страны и новая модель Вооруженных Сил.

Как изменить образ Российской армии в массовом сознании? Роль победоносной военной кампании в деле возрождения армии и ее авторитета в обществе. Воспитательная функция армии как социального института в новых исторических условиях. Новое военное мышление, роль геополитики как основы адекватного мировосприятия. Можно ли жить без идеологии? Словом, существует целый комплекс проблем, дать ответы на которые могло бы российское экспертное сообщество. Тем самым, помогая вывести страну из глубочайшего системного кризиса.

Михаил ЛЕОНТЬЕВ, руководитель отдела авторских программ ОРТ:

- Никакой роли российской армии, кроме как обслуживание тыловых, хозяйственных интересов армии американской, в условиях глобализации, о которых мы говорим, нет и быть не может. Также, как собственно, и у всех остальных армий мира. Разница - в разной степени специализации. Этот вопрос, на самом деле, освещать неинтересно. В принципе, эти задачи должен решать Объединенный комитет начальников штабов ВС США. Пусть этим и занимается.

Однако, я исхожу из того, что и победоносность процесса глобализации, и неизбежность однополярности мира - вопрос, мягко говоря, открытый. И мы, собственно, присутствуем, на мой взгляд, при конце этой глобализации. Проблема в том, какую роль в этом будет играть Россия? Будет ли она субъектом мировой политики, или она останется тем, когда все равно, какой: однополярный, биполярный, многополярный мир тебя окружает.

Что касается эволюции задач российской армии, то она выглядит таким образом, что чем меньше задач решает политика, в первую очередь, экономическая, тем больше их возникает у армии. Если эта тенденция сохранится в нынешнем виде, то скоро все задачи, начиная от мелкохозяйственных и кончая стабильностью, безопасностью, снабжением, организацией производства и т. д. будут возложены на армию. Это простая экстраполяция тенденции. При этом армия все менее и менее оказывается способной данные задачи выполнять.

Я не буду вдаваться в детали реформирования ВС. Существуют профессиональные концепции того, какой должна быть современная армия при новых угрозах (об этом, на мой взгляд, весьма интересно писал Павел Поповских). В этих вопросах я себя профессионалом не считаю.

Но главная претензия к армии у всех - ее качество. Понятно, что с этим качеством происходят некие процессы. Но... Много говорят о военной реформе, о переходе к контрактной армии. При этом молчат о том, кому, в принципе, и зачем необходимо повышение качества Вооруженных Сил. Если армия деградирует в вооружении, в обеспечении современным вооружением (компот, обмундирование, даже квартиры - вещи тоже очень важные, но несопоставимые) на всех уровнях, то кому и зачем будет нужна такая "качественная армия"? Чтобы ходить на хозработы? В принципе, тогда не нужно качественной армии. И получается, что нынешняя деградация личного состава совпадает с деградацией вооружения. С этой точки зрения не понятно, что вторично, что первично - курица или яйцо, и, в общем, не интересно даже выяснять. Потому что, если государство не займется программой перевооружения армии, определив конкретные вызовы, конкретные угрозы, которым она должна противостоять, то тогда к понятию военной реформы очень применимо слово "Зачем?" Для хозработ нынешняя армия пригодна. И ничего не надо делать.

А если мы исходим прежде всего из качества ВС, то коренной вопрос здесь - принцип отбора. На мой взгляд, деградация принципа отбора в армию дошла до предела. Призыв сегодня - это ловля наиболее неприспособленных к уклонению элементов общества. Неприспособленных по разным причинам. По принципу физической неспособности быстро бегать. По принципу умственной неспособности уйти от этого вопроса. По принципу: все равно где жить. Налицо не просто рабоче-крестьянская, не просто маргинальная армия, идет отбор самого низкопробного человеческого материала. За исключением частей, которые считаются элитными, армия очень похожа на государственную богодельню. Страшно смотреть на этих "бойцов". Впечатление, что это какие-то психи в больнице для бедных. Поэтому их бьют, не кормят. И сам данный принцип отбора разлагает уже и офицерство. Офицер, управляя командой из этих "солдат", не по своей воле превращается фактически в надзирателя, или в санитара, если это младшие офицеры.

Я считаю, что единственный и совершенно логичный способ выхода из данной ситуации - принципиально перевернуть систему отбора. Я не считаю, что Россия может полностью перейти на контрактную армию. По целому ряду причин. Во-первых, очень большая страна. И мы должны иметь достаточно большой слой резервистов. Во-вторых, это неприемлемо даже по политическим и моральным соображениям. Это уступка тем людям, которые говорят: пусть богатые и сытые в армию не идут, а платят деньги, на которые мы будем содержать здоровую контрактную армию. То есть, в воюющей стране, в стране с очень высокими социальными контрастами (а мы обречены в ближайшее время на эти социальные контрасты) мы создаем не только социальный динамит, мы воспитываем ненависть к политической элите страны. И если эта армия не подымет эту элиту "на штыки", то значит, ее уже совсем плохо кормят. Но обязательно появится момент, когда у нее все же появится элементарная физическая сила.

Причем, наша страна все-таки обречена воевать. Вокруг - огромное количество локальных конфликтов. Мы получили страну с практически неоформившимся территориальным пространством, с огромным количеством вызовов. Мы вступаем в очень сложную политическую эпоху с огромным количеством желающих создавать нам проблемы. Они их создадут. Хотя, это в общем нормальное состояние для такой страны, как Россия. Нормальное. Но решать эти проблемы надо с минимальными потерями и качественно. И делать это придется. Конечно, наличие угрозы не является поводом для капитуляции.

В связи со всем этим Мне кажется, что было бы целесообразно запретить призыв в армию всех, кроме поступивших в высшие учебные заведения. Последних же призвать в обязательном порядке. Надо превратить систему повинности в систему привилегий. Служба в армии - есть привилегия! Контрактник? Жесткий контракт, жесткий отбор. Не все поступившие в ВУЗы - спинозы. Но заведомо они более способны к обучению, чем то, что набирается сейчас. Таких парней у нас много. По численности проблема решается просто. И здесь надо реально и резко сократить сроки службы. Можно выпускать солдат-резервистов. А если эти люди хотят получить офицерское звание, они могут призываться потом на соответствующие сборы, но уже по желанию.

Но вопрос сроков службы, опять же вопрос профессиональный. Но в результате, мы получаем другой состав армии, который автоматически ставит перед офицерами иные задачи. Автоматически они станут иначе себя чувствовать, автоматически меняется система подготовки офицеров. И получается армия, которая сможет справиться с иными качественными задачами, с иным уровнем вооружений и т.д.

Если это произойдет, то можно будет говорить, в принципе, о неком политическом перевороте. Ведь армия тогда, действительно, превращается в ключевой институт воспитания политической элиты. Например, можно просто запретить занятие государственной службой тем, кто не служил в армии, кроме специальных исключений. Человек должен доказать, что он не мог по разным причинам отслужить. Далее, можно ввести льготы при оплате обучения. Иные вещи. Но, я уверен, это просто изменит отношение к армии. Когда армия элитна, люди совершенно иначе относятся к службе в ней. То есть, надо провести систему мероприятий, в основе которой должно стоять изменение системы комплектования ВС.

Игорь ЯДЫКИН:

- В формировании элитности воинской службы, наверное, свою роль должны сыграть СМИ. За последние пятнадцать лет общество по отношению к армии прошло путь от ненависти до любви. Поистине, нашей армии нужно воевать, чтобы заслужить уважение к себе?

Михаил ЛЕОНТЬЕВ:

- Что мы сейчас будем обсуждать наши СМИ, которые, как часть нашего общества, больнее армии на голову. И которые только начинают, надеюсь, выходить из глубочайшего кризиса. Естественно, рыба тухнет с головы. А головой всегда были СМИ. И то, что у СМИ в отношении к армии произошли очень серьезные изменения, есть минимально необходимая предпосылка к тому, что что-то можно сделать. Потому что раньше шла просто травля, натуральная травля. Причем эта травля началась именно тогда, когда армия стала воюющей. До этого было просто некое презрительное отношение. Затем произошел момент, когда общество наше поняло, что оно теряет государство, и вообще может потерять все, включая жизнь. Этот момент, который был отмечен сначала, между прочим, в Югославии (за что спасибо американцам), а потом - второй "Чечней", за что спасибо - чеченам. То есть, в результате неких общих воздействий на периферии российского общества (потому что Чечня - в общем-то не центр), оно восстановило некоторые элементы инстинкта самосохранения. Что автоматически вызвало изменения в отношении к армии.

Но пока результаты этих изменений не проявляются ни в чем. Толп добровольцев в военкоматах мы не видим. И это опять же естественно. Потому что, процессы, о которых я говорил, они не изменились, и продолжаются дальше. То есть, общество в большей степени изменило отношение к армии, чем государство.

Если говорить объективно, и не только с точки зрения деклараций, в значительной степени вполне искренних, государство относится к армии точно также, как относилось раньше. Именно на подобном отношении построена вся логика нынешних реформ: на инерции отношения государства к армии, как к какой-то обузе. Раньше плевали, теперь жалко. Офицеры без квартир! Жалко. Президент приезжает, скажем, в Североморск, и его охватывает потрясение от увиденного. Но это не влияет пока на логику отношения государства в целом к проблемам ВС. Если можно не финансировать заложенный в бюджет убогий оборонный заказ, его и не финансируют. И за это еще никого не "шлепнули"! Тогда о какой реформе можно говорить?! Есть несколько конкретных людей. Их можно "отловить" и посмотреть прямо в глаза. Они ходят, сидят в креслах и совершенно не боятся, что им что-то будет за невыполнение бюджета.

Есть устоявшееся мнение, что мы не может строить новую армию до тех пор, пока не определим свое место в мире. Это соответствует действительности до той степени, что если мы еще будем столько же определяться, то нашего места в мире просто не будет. Есть некоторые страны, перед которыми такие вопросы не стоят. Я, например, не понимаю, зачем чехам армия? Эта страна, которая систематически сдается без единого выстрела.

Сергей МАРКОВ, директор Института политических исследований:

- И тем самым сохраняет прекрасные архитектурные ансамбли...

Михаил ЛЕОНТЬЕВ:

- Такая позиция тоже есть... Очень многое в логике нынешних реформ диктуется людьми, которые, в принципе, абсолютно уверены, что России армия не нужна, что более развитое, цивилизованное человечество решит за Россию все задачи. Но почему-то открыто об этом не говорят. И не участвуют в реформе армии. Эта позиция имеет, очевидно, право на существование в свободной стране. Но таких людей, обычно, и не привлекают к реформированию армии. Человека, который не ест рыбу, от которой его тошнит, не привлекают к приготовлению рыбных блюд.

Глеб ПАВЛОВСКИЙ, директор Фонда эффективной политики:

- У нас любят говорить о "прорыве в третье тысячелетие". Но "прорыв" уже не вопрос желания - хотим мы или нет прорываться куда-то. Прежний мир уже обваливается в другое состояние. Однополярным наш мир не стал, зато стал "мульти-милитаризованным". Мира во всем мире еще долго не будет. Будет серия войн за региональное урегулирование, которые закончатся новым мировым строем - как закончилась 30-летняя война Вестфальским урегулированием, а вторая мировая - Ялтинскими договоренностями.

Воюющий, опасный мир и есть тот прорыв, на который России приходится отвечать. Ответ часто может быть тоже только вооруженным. Необходима адаптация государственных, военных и общественных структур России к перспективе предстоящих ей военных и военно-террористических угроз. Поскольку мир становится воюющим миром, армия для российского общества превращается в высокую ценность.

В последние годы армия превратилась из пренебрегаемой и вышучиваемой реликвии чуть ли не в главную шкалу, в эталон суверенитета и государственности. Это хорошо? Хорошо. В конце концов, что такое Россия, если не русский язык плюс Вооруженные силы? Но едва старое злорадство прошло, как настало недоумение: если армия так важна для России, и мы все с этим согласны, - как понимать все эти новости, эти еженедельные катастрофы, гибели солдат на Кавказе, примеры разгильдяйства и воровства? Если армия для суверенитета России - абсолютная шкала, то где же мы на отметке шкалы? Реалистический ответ: "Россия на низком старте" - отклоняется массовым сознанием, которое ждет быстрых побед, почему-то считая, что Путин их сам обеспечит.

Сегодня СМИ самостоятельно формируют образ армии, армия себя не узнает и сердится за это на СМИ. Но СМИ не виноваты, это производство, машина. Гигантская промышленная машина, которая производит и продает образы . Почему мы считаем, что "человек должен все сам правильно понимать"? Это остаток советского просветительского мифа. Настроения людей переменчивы, бессмысленно ждать их "самоналадки". Никому не нужен советский агитпроп. Но я бы сказал, нам нужен "Агитпром" - система формулирования и продвижения слов и образов, раскрывающих сложные, комплексные стратегические программы государства. Пропаганда? Да, и пропаганда тоже, но не только она. Нужна обдуманная, хорошо и правильно построенная система доведения политических задач и угроз до каждого гражданина страны. Такая система не вырастает сама собой.

Армии нужна автономная система прямой связи с гражданами, учитывающая, что при нехватке общения люди находят свои объяснения. Граждане не пойдут за новостями в военкомат. Армия должна сама найти способы объясняться с населением -там, где людям это удобно и где они готовы выслушивать аргументы военных.

Армия в 90-е, лишенная финансирования, стала из военного механизма - военно-хозяйственным. Она срослась с территориальными структурами и экономиками. Многие и сегодня под военной реформой понимают именно "военно-хозяйственную", а под профессионализацией армии - этакий армейский хозрасчет. Но вооруженные силы в качестве хозяйства - неэффективны, отсюда всем заметное противоречие, и вопрос:на то ли тратятся деньги? Людям и вправду страшно - на Кавказе воюют, и вокруг по обводу границ России все воюют, либо грозятся воевать, либо пересматривают границы друг друга.

Александр ДУГИН, директор Центра геополитических экспертиз, лидер партии "Евразия":

- Несколько слов о том, какова социально политическая функция армии в нынешней России. Если мы посмотрим на историю человеческого сообщества, то увидим, что армия всегда была главной силой в создании суверенной государственности, или того, что под ней понимали в древнем мире. Экономика, религиозная деятельность, культура могут развиваться и в собственном государстве, и в чужом. Завоеванные народы не прекращают заниматься хозяйственной деятельностью, создавать культурные ценности, исповедовать те или иные культы. Но государство становится суверенным, а народ становится свободным лишь в том случае, когда дружина (воинский класс) берет на себя две фундаментальные функции: защита от внешнего противника и поддержание внутреннего порядка. Раньше эти функции исторически сочетались в одной и той же касте воинов, которая, собственно говоря, и создавала исторически основу той или иной государственности. И естественно, изначально, в любом государстве военная прослойка занимала привилегированное положение. Так оно и было, с древнейших государств мира и до последних веков. Иными словами, элита или аристократия, с одной стороны, и военное сословие, с другой, были почти синонимами. Лишь совсем недавно, несколько столетий назад в светское общество стали принимать людей третьего сословия. Таким образом, основу элиты суверенных государств всегда составляла военная прослойка.

Следовательно, социально-политическая функция армии является центральной для всех суверенных государственных образований. А сама армия - прямым и непосредственным гарантом суверенитета государства и, соответственно, гарантом свободы и независимости общества, которое сопрягает свою судьбу с данным государством. Поэтому армия изначально и была носителем не только оборонных или полицейских, но и государственно-образующих, а также элито-образующих функций. Собственно, говоря, генезис элит - это дело армии.

Если задаваться вопросом о месте России в современном мире, то мы стоим перед геополитической дилеммой: либо Россия сохраняет свой геополитический суверенитет, то есть имеет право на проведение самостоятельной внешней и внутренней политики, либо мы отказываемся от этого суверенитета. Полная и однозначная поддержка глобализационного процесса, некритическое отношение к нему, восприятие его как необратимого свершившегося факта, предполагает отказ России от своего геополитического суверенитета. Приблизительно к такому (безответственному) выводу пришли многие наши реформаторы в начале реформ, объявив о том, что Россия должна фактически прекратить свое самостоятельное существование. Отсюда и пошла, на мой взгляд, дискредитация Российской армии. Это не было случайным моментом.

При новом президенте отношение к этому вопросу стало постепенно меняться. По крайней мере, о суверенитете России стали всерьез задумываться. До Путина такого вопроса даже не стояло - все было направлено на добровольный отказ от суверенитета.

Соответственно начало меняться и отношение к армии. Оно еще не поменялось, и здесь я согласен с Михаилом Леонтьевым, оно начало меняться. Постепенно власть припомнила, что именно армия остается главным и по сути единственным гарантом суверенности Российского государства. Хотя однозначного и решительного выбора между сохранением суверенитета Российской Федерации как полноценного геополитического образования и включением России в процесс глобализации сегодня пока не сделано. Соответственно, нет окончательного решения и относительно социально-политического статуса армии и путей ее реформирования. Сейчас мы, очевидно, находимся в процессе принятия решения.

Эти два обстоятельства - исторические традиции и неопределенность геополитического статуса РФ в новом мире, который бросает нам новые вызовы, -- и определяют дальнейший ход военной реформы, а следовательно, напрямую сказываются на отношении общества к военным, на их материальном и социальном положении, на структуру всей военной политики и стратегию, на векторе военной реформы.

Здесь упоминалась Чехия. Чисто теоретически можно представить себе Россию без армии. Но это уже будет не Россия, а нечто иное. Могут сохраниться русские люди, российская экономика, может сохраниться православная культура. Я этого не исключаю. Некогда - в Средневековье и в эпоху ранней Реформации -- те же чехи активно воевали. Каждое государство хотя бы раз в истории делает попытку отстоять свой геополитический суверенитет, но не всегда и не у всех это получается.

Я хотел бы ставить вопрос более остро. Да, Россия теряет свой геополитический статус, и это плохо. И надо его немедленно восстановить. Может быть так. А может быть, и нет. Мы не должны оперировать в этом сложнейшем вопросе штампами, клише, лозунгами. Гораздо важнее поставить вопрос обстоятельно и демократично, взвесив ресурсы, осмыслив наш исторический путь. Но, приняв какое-то решение, отступать от него мы не должны. Пусть сторонники ликвидации суверенитета России и сторонники западничества и глобализации открыто заявят о своей позиции, приведут аргументы. Гораздо опаснее делать все это закулисно, тайно, а потом ставить народ перед свершившимся фактом. Если мы принимаем глобализацию и отказываемся от геополитической самостоятельности, пусть это будет объявлено публично. Но прежде следует рассмотреть эту проблему публично, демократично. Она должна быть вынесена на первые полосы газет, поставлена в центр общественных дискуссий. И поскольку, армия имеет к данной проблеме самое непосредственное отношение, более того, судьба ВС полностью зависит от этого судьбоносного выбора, то именно военные СМИ призваны стать трибуной для этой дискуссии. Военные вправе задать обществу, народу, власти, самим себе резкий вопрос: каковы их функции в новой геополитической ситуации? Нужны ли они народу и дальше? Либо их миссия выполнена и они не более, чем инерциальный атавизм предшествующих исторических эпох?

Сергей МАРКОВ, директор Института политических исследований:

- Мне хотелось бы выразить глубокое согласие с главным тезисом, прозвучавшим и у Михаила Леонтьева, и Александра Дугина о том, что армия является важнейшим атрибутом государственности. В соответствии с этим, на армии отражаются прежде всего проблемы государственности в целом. Согласен и с тем, что главная задача армии - поддержание суверенитета страны. Поэтому мы и не можем на сегодня дать точных ответов на вопрос о роли армии в новом мире - потому, что сама государственность у нас оказалась в двойном кризисе. С одной стороны, мы переживаем смену суверенитета России. С другой стороны, живем в период мирового кризиса самой идеи суверенитета - и это вторая причина трудного самоопределения нашей государственности.

Наша государственность более 10 лет была в состоянии очень сложного переходного периода: советская государственность отошла в прошлое в результате жесточайшего кризиса, на смену ей пришла российская. И в этих условиях армия, взять хотя бы Черноморский флот, столкнулась и продолжает сталкиваться с самыми невероятными вещами. Можно согласиться и с тем, что у нас в России реформами занималась группа политиков, которая полагала, что Россия должна в максимальной степени отказаться от собственного суверенитета, и которая, по сути дела, мечтала, о де-факто оккупации России более "цивилизованными" с их точки зрения странами. До сих пор вспоминаю плакаты "Демократического выбора России" 1993 года, преисполненные презрением к избирателям: мол, вам нечего делать, проголосуете за нас. Сейчас даже у этих людей произошла серьезная трансформация взглядов. Те люди, которые выступали с позиций смердяковщины: "все у нас заведомо плохое", и которым мы в свое время твердили: "вы до тех пор не сможете получить поддержку народа, пока не поймете, что живете не в "этой", а в нашей стране, и до тех пор, пока не поймете, что слово "русский" - не плохое, а хорошее. Сегодня они уже говорят иначе. Тот же господин Чубайс является ярким примером подобной трансформации в направлении либерального патриотизма. Но наследие этой позиции, безусловно, осталось.

Как только мы сумели стабилизировать нашу новую российскую демократическую государственность, обнаружилось, что в мире прежнее понимание суверенитета уходит в прошлое. Я участвовал в десятках международных конференций, многие из которых проходят как бы на двух уровнях - госчиновников и общественности. Так вот, на общественных конференциях последние пять лет проблема суверенитета является центральной, международное гражданское общество требует ограничения государственного суверенитета для решения самых разных проблем, терзающих человечество. Ведущие страны мира тоже активно участвуют в построении новой международной системы ограниченного суверенитета.

Вся система существующих международных институтов раньше была построена, исходя из двуполярности мира, и, между прочим, из признания ограниченного суверенитета большинства восточно-европейских стран ("доктрина Брежнева") в виде вхождения в так называемый Варшавский договор. Если вы помните, министр обороны стран Варшавского договора имел двойное подчинение. С одной стороны он подчинялся собственному Генсеку, а с другой - министру обороны СССР. Об ограничении суверенитета мы можем говорить и в случае "финляндизации", когда страны - неучастники блоков, тем не менее, теряли часть собственного суверенитета. Единственно суверенными оставались СССР и США как сверхдержавы. Иными словами двуполярность мира была этапом в развитии человечества.

Сейчас де-факто мы перешли к однополярности. Кто-нибудь может внятно объяснить, почему не будет построен однополярный мир? В свое время Булгаков сказал так: котел, в нем вода, под котлом - огонь, по воде бродят пузырьки.... Почему вы думаете, что вода не закипит? То же самое здесь. Мы имеем глобальную экономическую систему, в которой состояние нашего кошелька зависит от того, как пройдут выборы в Бразилии или Венесуэле. Создана мировая информационная система, мировая культура. Сегодня на дискотеках в Москве, Питере, Шанхае, Лос-Анджелесе, Берлине, Лондоне будут танцевать примерно под одну музыку. Люди пойдут в кинотеатры на одни и те же фильмы.

Создана глобальная экономическая система, мировая культурно-информационная сеть. Естественно, для регулирования этих процессов нужен глобальный механизм принятия политических решений. По сути дела, мировое правительство. И мы живем с вами в интереснейшую эпоху формирования мирового правительства, которому, естественно, будут подчинены в той или иной степени и суверенитеты отдельных стран. Это будет сложная система. И она будет построена не сразу. Видимо, мы вошли в период становления этого мирового правительства, который продлится, может быть, пару десятилетий. Ряд стран будет при этом настаивать на большей степени своего суверенитета, часть на меньшей. Но за суверенитет, между прочим, приходиться платить. Поэтому разные народы будут самоопределяться по разному.

Мы, действительно, еще не определились. В принципе, еще не создана сама система новых мировых отношений. Мы находимся в переходном периоде. Отсюда - неясность функционирования армии, непонятность, зачем она нужна.

Считается, что многие русские обладают неким имперским сознанием. И под словом "империя" я никогда не подразумевал ничего плохого. Мне кажется, империя - весьма хорошее государственное устройство, при котором различные этнические группы не дерутся друг с другом, а подчинены центру, скажем римскому сенату. И когда начинаются межнациональные разборки, Рим просто присылает центурию или пол легиона, виновные наказываются по закону и на этом смута заканчивается. Очень хорошая система, и граждане при этом, между прочим, могут свободно передвигаться по всей территории империи, а их права гарантируются имперским правительством. Мы хотели создать советскую империю - не получилось, эта империя рухнула. И не нужно теперь пытаться на ее руинах строить ее бледную копию - евразийскую. Нужно участвовать в создании мировой. Тем более, что она, практически, неизбежна. А если она, не состоится, мир погрузится в состояние страшного хаоса и всеобщих войн.

Поэтому Россия должна участвовать в создании однополярного мира. Этим полюсом, конечно, не должны быть одни Соединенные Штаты. В этом мире должен существовать механизм принятия решений (консенсус), подобный существующему в Европейском союзе. И Россия должна быть одним из самых сильных государств в этом мире. Россия должна быть одной из самых могущественных партий в этом мировом коалиционном правительстве. Соответственно, для этого нужно много и много работать.

В этих условиях перехода к мировому правительству с ограниченным несимметричным суверенитетом, у нашей армии появляется ясность с функциями. Первую несут Ракетные войска стратегического назначения. которые позволяют нам сохранить некий "корень" суверенитета и добиться того, что без нашего руководства на нашей территории не будут размещаться иностранные войска. И хотя многие говорят о том, что значение РВСН снижается в виду того, что ядерное оружие никогда не будет применено, я считаю, что Россия, на самом деле, была очень близка к решению о применении ядерного оружия в 1999 году. Если бы пал Дагестан, и вслед за этим как карточный домик посыпались бы другие северокавказские режимы, и образовалось бы мощное мусульманское государство во главе с Басаевым и Хаттабом, то с большой вероятностью, в условиях слабости тогдашней армии, руководство России было бы вынуждено применить тактическое ядерное оружие. Большинство специалистов сегодня считают, что в ближайшие десять лет вероятность применения ядерного оружия в локальных конфликтах составляет более 50 процентов. Поэтому проблема применения ядерного оружия по-прежнему является не только теоретической проблемой.

Вторая функция армии - участие в интенсивных и быстротекущих локальных конфликтах типа "Бури в пустыни", операции ВС США в Афганистане.

И третья важнейшая составляющая - участие в локальных конфликтах низкой интенсивности (например, курдский, чеченский и т. д.). Таких конфликтов на сегодня в мире больше сотни.

И четвертая функция - участие в военно-техническом сотрудничестве, в том числе, в рамках международных миротворческих операций. Что подразумевает не только поставки оборудования, но и обучение специалистов. У нас великолепная военная школа. И обучение спецов, поставка военных технологий, технологий управления, проведение совместных учений - это, на самом деле, очень важный процесс формирования единого мирового правительства - инструментов принуждения к исполнению его воли.

В мире еще будут внимательно изучать наш опыт войны в Чечне. Он уникален. Почему слабая армия, которая неоднократно предавалась высшим государственным руководством, стала побеждать? Путин, сделал главное: власть перестала предавать свою армию. Это самый главный урок Чечни.

Игорь ЯДЫКИН:

- Почему все видят процесс, но не верят в построение однополярного мира? Мир, по замыслу Божьему, не может быть однополярным. Даже нынешний строится на противопоставлении "добра" - "злу" в виде сначала СССР, затем, мирового терроризма, стран-изгоев и т.д.

Александр ДУГИН:

- Есть разные философские модели устройства мира. Двуполярный мир можно представить себе, как плюс и минус, - однополярный как центр и периферию.

Сергей МАРКОВ:

- Любой конфликт может быть перемещен внутрь. Например, конфликт между консерватизмом и либерализмом может продолжаться внутри и однополярного мира. И не надо интерпретировать замысел Божий - его скорее надо пытаться познать.

Александр ДУГИН:

- Теоретически однополярная модель возможна, поскольку биполярность в законченной форме существовала только после Второй мировой войны, после 1947 года, хотя согласно геополитики она потенциально наличествовала всегда в виде дуализма цивилизаций морского и сухопутного типов.

Я полагаю, что однополярность, как она складывается в нынешнем мире, не является оптимальной формой мироустройства. Она ущербна уже с нравственной точки зрения, так как существует плюрализм ценностных систем, а нынешняя однополюсность основывается только на одной из них - на западно-европейской, светской, либерпально-демократической.

Во-вторых, с чисто прагматической точки зрения, я полагаю, что сегодня не созданы достаточные предпосылки для непосредственного создания однополярной системы без промежуточного этапа. Технологически этим промежуточным этапом должна была бы стать многополярность. Речь идёт о появлении на месте двух сверхдержав, не одной гипердержавы, но нескольких самостоятельных "больших пространств", своего рода государств-континентов. Примером такого большого пространства, которое вполне может в будущем обрести полноценную геополитическую суверенность является Евросоюз. Действительно, и я здесь согласен с Сергеем Александровичем Марковым, суверенность в нашем мире защитить в одиночку невозможно. Даже Советский Союз, включая Варшавский договор, был не достаточен для поддержания суверенности и, поэтому, кстати, распался. Сама однополюсная система появилась именно из-за того, что суверенитет второго полюса не мог быть далее обеспечен. Но, на мой взгляд, сама нынешняя однополярная система - это логическое лишь инерциальное продолжение старой двуполярной системы, только при исчезновении одного полюса.

Мы должны, напротив, идти к концепции новой имперской плюри-суверенности (многосуверенности), к организации мира по новому принципу, по принципу "больших пространств": американское большое пространство, европейское (или евроафриканское) большое пространство, паназиатское большое пространство, евразийское большое пространство, возможно латино-американское, арабское и панафриканское. Каждое из этих больших пространств должно быть не полностью, но лишь относительно суверенным. Оно не может по собственному усмотрению объявлять войну другому большому пространству, хотя именно это право и составляла сущность суверенитета в эпоху государств-наций. Но тем не менее, каждое большое пространство должно быть полноценным и абсолютным хозяином в своих пределах и должно иметь возможность предотвратить посягательство на свою свободу внешних сил. Будущий мир должен состоять не из государств и не из одного "мирового государства" во главе с "мировым правительством", но из империй.

Сергей МАРКОВ:

- С этим я согласен. Процесс формирования единого человечества, единого мирового правительства займет, на самом деле, несколько десятилетий. И поэтому о полном исчезновении суверенитетов говорить нельзя. Но мы должны, безусловно, абсолютно четко сознавать, в чем граница этого суверенитета. Не может быть сегодня безграничного суверенитета, тем более для отдельной страны.

И в этой связи, давайте посмотрим, в чем состоит главное противоречие для США, за что их история бьет и будет бить в ближайшие годы по голове еще много раз. США, являясь лидером создания этого мирового правительства, этой глобальной империи, в которой люди, в принципе будут жить значительно лучше, чем вне ее, при этом постоянно настаивают на своем собственном суверенитете. Это вызывает общее недовольство. Это видно хотя бы по Международному уголовному суду в Гааге, важнейшему инструменту мирового правительства. Или по Киотскому протоколу. США не хотят подчиняться. И за это их будут бить и бить, и добьют, между прочим. В этой войне с миром победят не США, абсолютно точно.

Александр ДУГИН:

-Те большие пространства, о которых я говорил, предполагают существование в них мощных вооруженных структур. В случае Евразии это означает создание на базе российской армии и армий стран СНГ единой интегрированной мощной евразийской армии, как стратегического выражения экономических и политических структур ЕвраЗЕС, СНГ. В принципе в мае 2002 года был подписан между ВС стран СНГ Договор о коллективной безопасности, что является конкретным шагом в этом направлении. Я предвижу в будущем ускоренное развитие самостоятельных от США и даже от НАТО европейских ВС с опорой на франко-германские войска, так называемые Eurocorps. Обратите внимание, что и сами американцы сегодня не совсем ясно представляют себе, как решить вопрос суверенности - в том числе и стратегической - в новых условиях. Они колеблются между глобализмом и индивидуальной государственной суверенностью: то они проводят практически единоличные операции (со своими прямыми союзниками и историческими предшественниками англичанами), то обращаются за помощью и санкциями к Совету Безопасности ООН. У США налицо некоторая раздвоенность. Органичнее всего будет для них ограничиться роль американского большого пространства, вернувшись к масштабу доктрины Монро и последовав проекту правых республиканцев, давно уже утверждающих вместе с Пэтом Бьюкененом, что "США, выиграв битву за мир, проиграло битву за собственную страну, сохранение собственной американской идентичности входит в жесткое противоречие с глобальными интересами США". (П.Бьюкенен "Смерть Запада", 2002)

Я убежден, что будущее российских ВС лежит только в процессе их превращения в евразийские ВС, перед которыми будут стоять намного более масштабные задачи - соответствующие великим героическим традициям нашей российской армии. Они должны отвечать за безопасность всего евразийского большого пространства.

Это предполагает три уровня.

Первый - сохранение ядерного оружия, как главного средства сдерживания в отношении потенциальных угроз со стороны других больших пространств. Более того, нашим национальным интересам вполне созвучно и то, чтобы ограниченным ядерным потенциалом обладали бы и иные большие пространства. Иными словами, пролиферация ядерного оружия - сегодня вполне в интересах Москвы. В первую очередь, Европа. Сильная, свободная и могучая ядерная Европа, свободная от американского стратегического кураторства, была бы важнейшим гарантом безопасности России, всей Евразии.

В этом отношении России чрезвычайно выгодно развитие российско-европейского военного сотрудничества, учет нашего ядерного потенциала как важнейшего гарантийного фактора стратегического становления независимой Европы.

На втором месте, выгодно нам сотрудничество в этой области с рядом азиатских блоков и больших пространств.

Я убежден, что однополярность либо добровольно, либо принудительно рухнет - она явно созидается поспешно и не вовремя, и в ситуации этого кризисы Россия должна сохранить пусть урезанную, но все же довольно выпуклую геополитическую и стратегическую субъектность, чего не возможно без сохранения и даже укрепления ядерного потенциала.

Именно геополитические задачи диктуют логику военной реформы российских ВС. То, что мы сегодня делаем в силу экономической необходимости - продажа оружия и военных технологий, делегирование военных экспертов и советников и т.д. - пока осуществляется спонтанно, как вынужденное средство выживания военного организма. На мой взгляд, нам следует вписать это в более открытую и прозрачную стратегию: если мы от концепции российской армии перейдем к концепции евразийской армии и выдвинем тезис об открытой поддержки стратегической многополярности, те же самые процессы приобретут логичность, последовательность и цельность. Новый и вполне понятный смысл приобретет и экспорт вооружений: как важнейший гарант безопасности многополярного мира Россия сможет продолжать и развивать эту деятельность открыто и последовательно, продуманно и планомерно.

На мой взгляд, Европа, заинтересована в таком повороте событий не менее, чем Азия. Военно-политическое партнерство и сотрудничество с Европой могло бы свидетельствовать и о нашей открытости Западу, быть наглядным проявлением нашего демократизма, гуманности, цивилизованности, но при этом вполне соответствовать и нашим прямым геополитическим, евразийским, имперским (в лучшем смысле этого слова) интересам.

На мой взгляд, логика действий нашего президента, когда он говорит о приеме России в НАТО, преследует именно эту цель. Понятно, для некоторых консервативных умов это звучит как богохульство - вступить в логово врага, но это очень дальновидная линия, отвечающая нашим национальным интересам. Сегодня сама континентальная Европа выглядит в НАТО на фоне ВС США и Англии неким малозначительным придатком. А если вступим в НАТО мы, то поможем Европе существенно усилить ее стратегический потенциал; в таком случае она перестанет быть только частью атлантического полюса, и превратится в самостоятельный субъект геополитики.

Конечно, американцы никогда нас в НАТО не примут. Но сам жест - просьба о вступлении -- очень важен. Это важнейший знак, Европе. На мой взгляд, Россия может очень много приобрести в экономике, технологиях, политике, реализуя дипломатический, стратегический, позиционный потенциал своего географического местоположения. Мы могли бы служить, грубо говоря, "разводящими" между Азией и Европой, поставлять оборонные технологии и туда, и туда. Нам нужна не новая закрытость, а открытость, но не абсолютная - всему и всем - а относительная, избирательная.

На этом пути у нас есть две смертельные ловушки - глобализм и национализм. Глобализм уничтожит нашу самобытность, нашу цивилизационную идентичность. Но не менее опасна и другая крайность - если мы объявим возврат к полной автаркии - которой мы не выдержали и в куда более выгодных исторических обстоятельствах - на нашем будущем можно будет ставить крест.

Без внешней помощи, в том числе и военно-стратегической, восстановление стратегического суверенитета мы в новых условиях мы ни за что не решим. Но надо только очень внимательно и избирательно выстраивать модель этого сотрудничества.

В данных условиях евразийское стратегическое мышление, и в частности реализация договора о коллективной безопасности стран СНГ, приобретают ключевое значение. Идя по этому пути, мы могли бы придать военной реформе, всему военно-техническому сотрудничеству с зарубежными партнерами созидательное направление -- прозрачное и конструктивное, приносящее стране колоссальные политические, экономические и стратегические дивиденты.

Глеб ПАВЛОВСКИЙ:

- В мире воюют сразу несколькими видами вооружений, несколькими поколениями вооружений, и даже классическое ОМП оказывается - не последнее. Буш проявил правильное чутье, сказав, что вашингтонский снайпер - это новая форма вооруженного террора. То же самое и взрывы в Индонезии, в Йемене. Перед нами своего рода новое, дешевое комбинированное ОМП. Его комбинированность существует как на уровне применяющего, так и на уровне поражаемой цели: применяющий оружие сам является его важной составной частью, увеливичивающей вред и шок удара, а поражаемый испытывает поражение как правило не от локального удара, а через сети коммуникаций, включая информационные, политические и финансовые коммуникации.

Комбинированное оружие располагает рядом свойств - например, вести одновременно несколько войн на разных территориях, в том числе против тяжеловооруженных держав. Но еще хуже что это дешевое оружие. Уже гитлеровские блицкриги были комбинацией военных и информационно-политических ударов, часто недорогой. При штурме Бельгии немцами в 1940, группа из 80 планеристов предрешила захват мостов и фортов, и тем самым падение Бельгии, прорыв к Дюнкерку, едва не завершившийся пленением английских войск. Но сегодня на любом средиземноморском курорте вы найдете куда большее число дельтапланеристов, чем 80.

А кто такие террористы? Дешевые ландскнехты, численность и среда которых непрерывно растет, и склонность подражать которым тоже. Любое руководство по экологическим угрозам, справочник по выживанию, учебник по современной экономике - все они могут стать "поваренной книгой террориста".

Атаки на Бали, Вашингтон и Хельсинки для нас не повод к злорадству. Вспомним о собственной коммуникативной уязвимости - современные массовые коммуникации единственное, что у нас на передовом уровне. Мы небогатое общество, располагающее скромными ресурсами, зато живем информационной жизнью "не по средствам". Это делает нас особенно уязвимыми для психических атак террористов. А много ли надо для угрозы современным коммуникациям?

Атаки террористов все чаще расчитаны, как удар по экономике. Недавние взрывы на Бали нанесли тяжкий, долговременный удар по ориентированной на туризм экономике Индонезии. Нельзя исключить, что в будущем аналогичные атаки могут прямо заказываться террористам вашими конкурентами.

Наше чувство справедливости сегодня часто и законно оскорблено односторонними действиями на мировой арене. Но есть ли у мирового сбщества сегодня дееспособные альтернативы? Гражданам США и Израиля во всяком случае пока не ясна реальная альтернатива превентивным действиям явочным порядком.

В современном мире удар может нанесен миролюбивым правительством, не питающим агрессивных намерений по отношению к стране-объекту удара. Например, потому, что на вашей территории -с их точки зрения - размещена часть инфраструктуры противника. Избежать удара можно только а) подавив террористическую структуру у себя дома и б) будучи способным нанести ответный удар.

В близком будущем выделится группа стран, которые способны проконтролировать возникновение таких угроз в своих зонах ответственности и защитить от них другие нации. Этих стран не может быть много, но это не может быть - и не будет одна страна. Россия обязана располагать и силой, и должной легитимностью для превентивного отпора угрозам, в том числе и таким, которые требуют нанесения ударов по чужой территории. Для этого Россия должна окончательно позиционироваться как "та, кто может бомбит, но не та, которую можно бомбить".

Я убежден, что в наступающей эпохе служба в армии и гражданство будут тесно взаимообусловлены, они и не будут достоянием кого угодно. Нельзя будет считаться гражданином и иметь право выбирать руководство страны, не пройдя службы в армии, живя чужаком. (Исключения возможны, но только "штучные", связанные с особыми заслугами и достоинствами гражданина.)

Война - это наименее разрушительная из форм применения физической силы там, где проблема иным способом неразрешима. Война не увеличивает, а экономит насилие в человеческом обществе, она "убийственно рентабельна". Именно поэтому, кстати, война не дает права на военные зверства, как хирургия не дает права на садизм. Войны неизбежны, пока бездействующее старое международное право не будет восстановлено -но уже на базе новой расстановки сил. Отсюда прямая необходимость для России входить в клуб мировых лидеров, способных подавить терроризм на своей территории и поэтому имеющих право преследовать его вне национальных границ.

Николай ЕФИМОВ:

- Бесспорно, необходим новый взгляд на НАТО с учетом принципиально новой геополитической реальности. На Китай, ведь, мы не смотрим с позиции 1969 года. Идеализировать западноевропейцев и американцев глупо, но также вредно демонизировать их. Конечно, в отношениях с посткоммунистической Россией они исходят из своих национальных интересов, а ныне еще и пользуются нашей слабостью. Но это, естественно, с точки зрения геополитики. Жизнь мирового сообщества всегда была жестока. За место под солнцем нового мира надо бороться. И чем скорее наше общество осознает жизненную необходимость для России играть на международной арене по иным правилам, чем до 1991 года, тем более благоприятные позиции нам удастся занять в новой конструкции мироустройства. Да, эти правила выработаны не нами, но сама советская элита виновата в крахе державы, бездарно распорядившись после 45-го года уникальным историческим шансом. Новый внешнеполитический курс Президента, к сожалению, понят сегодня далеко не всеми.

Николай ЕФИМОВ:

- Сегодня "Красная звезда" начала новую рубрику "Двадцатка", посвященную отношениям России и НАТО.

Александр ДУГИН:

- На мой взгляд, современным российским военным нужен новый кругозор. В значительной степени, планетарный. В этом отношении, нам нужно сформировать новое военное самосознание. Интересы России меняются. Они иные, чем были двадцать лет назад. И очень важно, чтобы наш армейский корпус учился мыслить категориями геополитики, понимая контуры нового мира.

Сергей МАРКОВ:

- Тем самым, офицерский корпус России, ее генералитет, мог бы участвовать в принятии решений. В чем состоит, на мой взгляд, главное противоречие переходного периода к системе ограниченных суверенитетов, к формированию глобальной системы принятия решений? Его можно назвать "бунтом традиций". Наиболее политически ангажированный бунт традиций концентрируется сегодня, на мой взгляд, в исламизме. Я полагаю, что в начале XXI века политический исламизм играет ту же роль, которую в конце XIX - начале XX века играл мировой коммунизм. Логика мирового коммунизма была такова: мы требует более равных условий для бедных классов. Вы, богатые, должны поделиться. Главное сегодняшнее требование исламистов: мы требует лучших условий для бедных народов. Вы, богатые народы, должны поделиться с нами. К этому добавляется бунт против космополитической культуры, размывающей понятия добра и зла. И понятно, что борьба с политическим исламизмом будет значительно более тяжелой, нежели борьба с мировым коммунизмом. Решение этой проблемы только путем военного подавления невозможно. В свое время Бисмарк запретил социал-демократическую партию Германии. Через пятнадцать лет запрета выяснилось, что число голосующих за нее людей увеличилось в два с половиной раза. После этого великий Бисмарк расписался в крахе своей политики, разрешил социал-демократическую партию и ушел в отставку.

Из этой ситуации неизбежен военно-политический выход. С одной стороны, необходимо подавление радикальных группировок (борьба с международным терроризмом), с другой стороны, выполнение требований политического исламизма, главное из которых - дать возможность для развития миллиардам людей бедных регионов Земли.

Запад будет вынужден пойти на это. Изначально европейские элиты рассматривали социалистов как ниспровергателей, потом умеренную часть ввели в парламенты и правительства, реализовав в конце концов их требования, построив современные социальные государства.

Напомню маленький пример из истории на тему, что такое забастовка. Представьте: я за свои деньги купил завод, нанял людей, а теперь они мне говорят, поднимай нам зарплату. Тогда, в XIX веке это казалось дикостью. А теперь право на забастовку стало законом. Я глубоко убежден, что будет выполнено и требование стран третьего мира на отмену права на интеллектуальную собственность в сфере компьютерных и информационных технологий, на свободу передвижения людей из бедных стран по Европе и США. И впереди нас ждут грандиозные программы по борьбе с мировой бедностью и неразвитостью.

Александр ДУГИН: - О терминологии. "Политический исламизм" не совсем то же самое, что "исламский мир". Это экстремальная и даже еретическая форма проявление довольно узкого маргинального сектора исламского мира. Очень важно противодействовать на всех уровнях радикальному исламу, который сопряжен с террористической практикой. Но исламу традиционному нужно безусловно пойти навстречу. Даже в однополярном мире фактор традиций никуда не исчезнет, и будет давать о себе знать. В конечном счете, если не нечто иное, так и сам он приведет эту однополярность к краху.

Сегодня все говорят об унификации информации, молодежной культуры и т.д. Но приведу такой пример: если мы отъедем на десяток километров от Мадрида и посетим испанскую молодежную дискотеку, мы услышим не американский рэп и другие космополитические мотивы, но электронные обработки "Фламенго". И танцуют юноши и девушки с элементами традиционной испанской пластики. Я думаю, фактор культуры и самобытности проступит в процессе глобализации с новой неожиданной силой. Что мы уже и видим. Растет зазор между европейской и американской универсальной традициями. Я уже не говорю о России и Евразии. И обсуждая политические, социальные и военные технологии, мы не должны забывать о своей культурной идентичности.

И мусульмане дают здесь нам пример. Хотя у Евразии, евразийства есть своя собственная ценностная модель. Она многомерна. А, значит, сама по себе демократична и многополярна. В ней найдется место и христианству, и традиционному исламу, и иудаизму, и буддизму, и другим религиозным и культурным формам.

Сергей МАРКОВ:

- Позволю себе одну реплику. Традиционализм сегодня развивается даже в Америке. Отъедьте в какую-то глубинку, и увидите, как в ресторанчиках местные массовики-затейники учат посетителей танцевать ковбойские танцы. И в этой глубинке ненавидят Уолл-стрит. Ненавидят значительно больше чем у нас. Традиционалистская, мессианская Америка, идейная наследница первых американских протестантов, которые приехали в нее со своими строгими моральными принципами, сегодня бунтует против космополитизма. И, очевидно, это противоречие между традиционализмом и космополитизмом станет главным противоречием нового времени. Оно не уйдет, ибо долго еще никто никого не победит.

Игорь ЯДЫКИН:

- Главный вопрос, готов ли мир морально к своей будущей однополярности?

Сергей МАРКОВ:

- Еще два три года назад на этот вопрос не было ответа ни у США, ни у Европы. Были асимметричные, ситуативные союзы. А сегодня, после 11 сентября, политики получили от граждан карт-бланш на политику, подавляющую суверенитеты, за которыми прячется мировой бунт. Наш интерес, на самом деле, это развитие НАТО и трансформация его в новую систему безопасности, в "двадцатку", в которой бы Россия играла бы ключевую роль.

Александр ДУГИН:

- Почему так сложно сегодня говорить на этот счет. Потому что не только у нас идет пересмотр большинства понятий и терминов, проектов и доктрин. Евросоюз создавался для укрепления атлантического влияния против СССР и стран Варшавского договора. Когда он из проекта стал явью, был уже совершенно другой мир. Задуманный как орудие американоцентричной атлантистской стратегии Евросоюз сам оказывался сегодня на пике противостояния однополярному (атлантистскому) американоцентричному миру. При этом его развитие геополитических функций Евросоюза, его становление опережают самосознание европейцев. Евробюрократы мыслят по старому, а вот немецкие банкиры, которые в огромной мере финансируют процесс европейской интеграции, мыслят также как мы. Хотя вслух и не говорят об этом.

То, о чем мы с вами говорим сейчас, есть математически точное описание процессов, которые происходят в мировой стратегии, без пропагандистских призывов или дипломатических фигур речи. Чаще всего об этом говорят намеками, завуалировано.

Даже доклад ЦРУ "Глобальные трэнды к 2115 году", где, например, можно встретить такой термин как "негативная легитимность постсоветского пространства", полон инерциальных клише эпохи холодной войны. Российское влияние в пространстве СНГ рассматривается, в частности как негативное и по сути "нелегальное". Это пример некритического глобализма. Даже в аналитическом сухом материале мы сталкиваемся с моральной оценкой и по сути агрессивной русофобской пропагандой: почему собственно влияние современной демократической России на пост-советском пространстве должны быть проявлением "негативной легитимности"?!

Иными словами, сами американцы не готовы осмыслять то, что им попало в руки после распада второго полюса (не будем говорить, каким образом) и нести ответственность за это.

Наше общество, со своей стороны, еще менее готово ясно осмыслить свое положение, потому разные сектора этого общества пребывают в разных социально-политических состояниях. Кто-то продолжает мыслить как позавчера - по-советски, кто-то - как вчера по "реформаторски", кто-то только пытается осмыслить новые реальности, но шаги робки и нетверды...

И европейское общество также не готово к ясной картине новой геополитики. Европейцы продолжают видеть на Востоке угрозу, а за океаном защиту, хотя сегодня все обстоит с точностью до наоборот...

Но кто-то все равно должен это делать первым: мужественно осмыслить положение вещей, выстроить новую стратегию, развить реалистичный уравновешенный проект грядущего мироустройства...

Сергей МАРКОВ:

- Я считаю, что экономическая элита страны готова к новым реалиям. Хотя она сама еще толком не встала на ноги. Ее мозги, продутые холодными и яростными ветрами перестройки и постперестройки, более открыты. Нашим, условно говоря, есть, что терять. И они более готовы к риску, в отличие от западных.

Что касается реформирования армии, то, на мой взгляд, главным его направлением должно стать развитие конкретных сил, отвечающих за противодействие тем вызовам, о которых я уже говорил. Первое, повторю, ракетные войска стратегического назначения. Второе: мобильные части и системы вооружений. У нас должна быть достаточно мощная группировка, готовая быть переброшенной в самые короткие сроки в любую точку мира, и вести там необходимые боевые действия. В этой связи, между прочим, как показала практика американцев в Афганистане, исключительно важно иметь и военные базы, и мощный океанский флот, способный быстро перемещаться. Нужно иметь, если сказать просто, офицерские части, которые умели бы воевать. При этом огромные массы нынешней армии должны быть в радикально уменьшены. Когда я смотрю на этих бредущих по улицам городов наших нищих солдатиков, возникает мысль, зачем они здесь нужны? К чему они готовятся?

Я недавно купил "Ниву", поскольку был одним из тех, кто поднял идею покупать только отечественные машины, и с изумлением узнал, что ее надо ставить на учет в военкомате. Это бред! Человек, принявший это решение, очевидно, полагает, что к нам придут миллионные армии завоевателей и мы мобилизуем у населения "Нивы" и мотоциклы... Зачем? Зачем раздражать десятки тысяч владельцев "Нив"? Зачем делать в их глазах армию каким-то врагом, который норовит залезть в их карман?

Армия должна быть уменьшена во многие разы. Нужен переход не просто на контрактную, а по сути, офицерскую армию. Американцы тоже приходят к этому. У них сержант, если называть вещи своими именами, фактически решает офицерские задачи.

Что касается всеобщего призыва, то здесь стоит поразмыслить над теми вещами, о которых сказал Михаил. Во-первых, справедливо было бы внести положение о том, что высшие государственные должности имеют право занимать только те, кто отдал государству воинский долг, может быть не только в форме военной службы, но и гражданской альтернативной. Помните проблемы с Клинтоном? И это правильно. В этом предложение есть то, над чем можно подумать. И между прочим, идею платы за непризыв, я считаю, очень правильной. Сейчас эта плата нелегальна. Если мы сохраним все так, как есть, дети богатых родителей по-прежнему не будут служить в армии, но будут делать это незаконно. Думаю, это может стать одним из механизмов финансирования армии. Причем плата за неслужение может быть неодноразовой.

Второе направление - это альтернативная служба. Современные законы фактически закрывают возможности для нее. Но мы должны понять, что создание нормального закона об альтернативной службе - это один из важнейших инструментов сохранения самого института призыва. Если не будет альтернативной службы, то в условиях сокращения армии механизм призыва просто отомрет, как ненужный. Тем более, в современных условиях, кто важнее: солдатик, которого не могут и накормить толком, и который, как мы понимаем, никогда не сможет выполнять серьезную военную задачу... или человек, помогающий инвалидам в домах престарелых? На самом деле, реально важнее второе. У нас колоссальные проблемы в социальной сфере, и мы должны открыть по максимуму возможность молодым людям заниматься альтернативной службой.

Когда говорят о низком качестве призывников, думаю, нам надо воспринимать это как реальность, а не прятать голову в песок, что мы делали раньше. Да, в какой-то период времени общество вступило в период страшной деградации. И в армию будет приходить, извините за цинизм этого слова, человеческий материал очень низкого качества. Который и психически нездоров, и склонен в наркотикам, к пьянству. Ну и что же. Надо просто изменить ситуацию. Сие означает, что как в 20 - 30 годы прошлого века, армия должна взять на себя функции школы. То есть принять человека асоциального, неподготовленного и выпустить его из армии значительно более подготовленным не только к службе, но и к жизни. Таковы ее функции, которые, между прочим, должны соответственно финансироваться. Но для этого военное руководство должно поставить перед государством эту проблему.

С этой точки зрения мы должны посмотреть на, как я считаю, главнейшую сегодняшнюю проблему, связанную с возрастающей криминализацией армии. Я полагаю, что власть в казарме сегодня принадлежит офицерам только от подъема до отбоя. А от отбоя до подъема власть в ней принадлежит криминализированным элементам. К сожалению, это беда не только армии. Эти криминализированные элементы должны быть, конечно, раздавлены. Почему матери боятся отдавать в армию своих сыновей? Не только ведь из-за Чечни. Самое главное, матери бояться отдавать своих сыновей в лапы казарменного криминалитета. Чтобы кардинально изменить ситуацию, это изменение надо поставить в ранг важнейшей политической задачи. С этой точки зрения решающую роль должен сыграть максимальный гражданский контроль над порядком. Никогда непосредственный начальник не определит, хороший офицер или плохой. Это должны иметь возможность определять институты гражданского общества. При этом, для большей объективности, не столько матери, сколько гражданские институты в местах несения службы. А армия должна быть инициатором создания наблюдательных советов из числа представителей гражданского общества. И общество должно в огромной степени усилить свой контроль, над тем, что происходит в армейских казармах и помогать офицерскому составу в установлении нормальной службы и жизни наших граждан.

Два момента недавней истории. Я считаю огромной заслугой офицерского корпуса то, что он не допустил военного переворота в условиях, когда государственное руководство, по существу, предавало интересы страны, а потом бросило армию на произвол судьбы. Вместо того, чтобы организовать военный переворот, что ожидали многие иностранные аналитики, в этих условиях офицерский состав предпочел путь самоубийства (как мы знаем, тысячи офицеров покончили с собой). Российский офицер проявил полную лояльность к политическому руководству, несмотря на то, что оно было плохим. Это было подвигом российского офицерства.

И второй пример: возрождение армии во время второй чеченской войны. Причина проста. Армия участвовала в войне, которую считала абсолютно справедливой и вела ее при поддержке большинства своего народа. Хотя, помню, так называемые военные аналитики в некоторых СМИ доказывали, что российская армия не способна взять Грозный и т.д. Помню, сказал им в ответ: армия формируется не тогда, когда ей дадут больше денег, армия формируется тогда, когда она чувствует, что сражается за правое дело при поддержке своего народа. И это возрождение, я считаю, состоялось. Сейчас, воспользовавшись этим моральным возрождением, и тем, что нами правит президент, который не предает свою армию, необходимо сформировать систему ответов на вызовы, которые выдвигает время.

Александр ДУГИН:

- Как претворить в жизнь пожелания, которые прозвучали здесь? Кто должен быть их инициатором?

На мой взгляд, в современном обществе огромную роль играет образ. Образ, не подчиняющийся ни чиновнику, ни функционеру, ни политику, ни лицу, принимающему конкретные решению. Это свойственно так называемому "медиакратическому обществу", где знак начинает жить самостоятельной жизнью, косвенно управляя и политиком, и финансистом и чиновником, и обывателем. Я предлагаю кардинальным образом изменить образ армии, опираясь на те средства, которые у нас сейчас есть. Не саму армию, а образ армии.

Образ этот можно изменить здесь и сейчас путем ряда технологических, политтехнологических, медиакратических шагов. Если мы начнем формировать совершенно новый образ нашей армии, армии с принципиально новой функцией, с новой социальной ролью и с новым уровнем самосознания, уже тем самым мы повлияем и на законодателей, которые принимают решения, и на гражданское общество, и на военное руководство. Изменение образа - это то, что мы можем сделать сами.

Мы - это ограниченная группа людей, которая озабочена судьбой российской государственности, аналитики, философы, сотрудники СМИ, члены экспертного сообщества.

У меня есть в этой связи конкретное предложение: создать некую инициативную группу, которая могла бы безотлагательно приступить к формированию нового образа армии.

Одна из тем, заслуживающих живейшего обсуждения, - реидеологизация армии. Хотим мы того или не хотим, армия должна быть носителем патриотического самосознания и определенного ценностного заряда, который позволит в рамках самих ВС раздавить голову гидре разложения, хаоса, криминалитета, о которых шла речь.

Накануне приезда в Россию Президента США в международной сфере произошло важнейшее событие, несколько потерявшееся перед лицом межконтинентального саммита. Большинство информационных изданий сообщили о преобразовании ныне существующей системы координации в рамках Договора о Коллективной Безопасности в рамках СНГв международную региональную организацию – «Организацию Договора о коллективной безопасности» – лишь вскользь.
На самом деле, значение этого шага трудно переоценить. Тем более странно, что серьезных аналитических материалов на эту тему в широкой российской прессе не последовало.

О чем идет речь в геополитическом аспекте? Для того, чтобы ясно оценить значение этого решение необходимо сказать несколько слов о том, что этому решению предшествовало.

С геополитической точки зрения, с конца 80-х годов началась постепенная деконструкция стратегического потенциала сухопутного полюса, евразийского стратегического пространства, зафиксированного в то время в рамках Варшавского договора. Если в идеологическом смысле Варшавский договор воспринимался как союз стран с социалистической экономикой и марксисткой идеологией, то в геополитическом ракурсе это был формат континентальной, сухопутной стратегической конструкции, противостоящей атлантизму, который в то время отождествлялся со странами капиталистического типа. Заметим сразу, что эта идеологическая модель в полной мере наследовала еще более раннюю – дореволюционную раскладку сил в геополитике, когда речь шла не о противоборстве идеологических лагерей, но о зонах влияниях крупных европейских государств. До СССР ту же евразийскую стратегическую функцию выполняла царская Россия.

Советский союз идеологически резко порвал с прошлым, с «царизмом», но геополитически, как ни в чем ни бывало, унаследовал ту же самую стратегическую функцию. Законы геополитики оказались фундаментальнее законов идеологии.

Кризис марксизма в СССР и в странах Восточной Европы повлек за собой и роспуск Варшавского договора. Причем никакого симметричного ответа со стороны стран НАТО, объединявших общества с капиталистической экономикой, не последовало. Более того, освободившееся стратегическое пространство стало постепенно заполняться именно атлантистскими влияниями – страны Восточной Европы наперебой стали подавать заявки на вступление в НАТО. Геополитически это означает, что они стали отдаляться от евразийства и вовлекаться в орбиту атлантизма. Иначе и быть не могло, так как геополитические системы связаны между собой как сообщающиеся сосуды – там, где у евразийства убывает, там прибывает у атлантизма, и наоборот.

На следующем этапе самоликвидации распался уже сам СССР. Политические и идеологически это совершилось достаточно радикально, но в стратегическом аспекте действовать столь же резко было просто невозможно. Поэтому система объединенных штабов стран СНГ сохранилась как стратегическое наследие, как координационный центр общего руководства вооруженными силами новообразовавшихся стран. В принципе как и само СНГ эта военная структура мыслилась изначально как инструмент «постепенного и цивилизованного развода».

Однако с течением времени этот стратегический фактор, равно как и определенные экономические, таможенные и даже политические соображения поставили на повестку дня именно геополитику. Оказалось, что стратегическое единство евразийских держав, которыми, без всякого сомнения являются все страны-участницы СНГ, гораздо глубже, нежели политическое оформление истории советского периода или Российской Империи.

Общность интересов как общность судьбы (Гаспринский) стала все более осознаваться народами бывших братских республик и их политическими и экономическими элитами. Так постепенно вместо инструмента «цивилизованного развода» СНГ стало мыслиться как нечто иное – как стадия нового процесса, процесса евразийской интеграции. Здесь надо отдать должное Президенту Казахстана Нурсултану Назарбаеву, который первым заговорил о «Евразийском Союзе». Кстати, в 1994 году аналогичный проект – только с другим названием выдвинул и Президент Узбекистана Ислам Каримов, который, однако, позже ревниво отнесся к инициативе Назарбаева и принялся критиковать «евразийство». Но дело не в названии, а в сути явления – геополитическое сознание лидеров стран СНГ в определенный момент – где-то в середине 90-х – под давлением объективного хода событий стало все более обращаться к необходимости переломить процесс стратегического распада евразийского пространства.

В период правления Президента Ельцина инициатива новой волны евразийской стратегической интеграции в РФ особой поддержкой не пользовалась. Кремль не противодействовал ей открыто, но воспринимал довольно холодно. С одной стороны, этому способствовал экономический миф, активно насаждавшийся младореформаторами о том, что любое сближение России со странами СНГ ей экономически не выгодно, а с другой, безоглядное равнение на Запад порождало в отношение бывших братских республик чувство скепсиса и раздражения. Национализм и западничество в этом вопросе сошлись. Кроме того, горячечный антикоммунизм заставлял любые интеграционные инициативы отождествлять с «коммунистическим реваншем».

Лишь к концу ельцинского периода и особенно с приходом к власти Владимира Путина ситуация в этом вопросе изменилась. Получивший солидное геополитическое образование, опробированное на практике, новый Президент не мог по инерции культивировать безответственные конъюнктурные мифы. Постепенно в РФ стало возрождаться стратегическое мышление, геополитическое видение мировой ситуации. С Путиным начался процесс поворота от «цивилизованного развода» к «новой интеграции».

Далее следуют важные конкретные шаги. Первый: закрепление «таможенного союза» пяти стран СНГ – России, Беларуси, Казахстана, Киргизии, Таджикистана. Из истории известно, что реализация «таможенного союза» является первым экономическим шагом на пути дальнейшей политической интеграции. Первым теоретиком таможенного союза (Zollverein) был Фридрих Лист, немецкий экономист, заложивший концепцию объединения немецких государств, которая позже блистательно реализовалась на практике. По сходной модели проходило и становление Евросоюза, начавшееся именно с таможенных интеграционных мер.

Развитием «таможенного союза», очередным этапом экономической интеграции стало создание ЕвраАзЭС. «Евроазиатское Экономическое Сообщество» стало еще одним шагом в сторону реализации последовательного «Евразийского Союза», расширяя модель таможенной интеграции до уровня более широкого экономического партнерства. С геополитической точки зрения, в этом проявилась воля к возрождению евразийского полюса, того самого, борьбу с которым видят в качестве своей приоритетной задачи стратеги атлантизма – такие как Збигнев Бжезинский, описавший в своей книге «Великая Шахматная Доска» сценарий дальнейшего распада стран СНГ и, в частности, России в качестве оптимального (для Запада, точнее, для США) сценария. В лице Путина политические элиты стран СНГ, осознавшие потребность в новой интеграции, нашли точку опору, геополитический фокус.

Несмотря на динамику и парадоксы внешнеполитической конъюнктуры, процесс евразийской интеграции за последние несколько лет постепенно набирал обороты. И именно в этом ключе следует понимать решение о создании «Организации Договора о коллективной безопасности».

После экономических шагов руки дошли до военно-стратегических. Декларировав ориентацию на создание интегрированной евразийской экономики в формате ЕвраАзЭС, – к которому, пусть пока в статусе наблюдателей, присоединились совсем недавно Киев и Кишенев, – главы государства, взявших курс на новое евразийское объединение, делают следующий ход – объявляют свое решение о создание общей системы безопасности. Следует подчеркнуть фундаментальное различие этой новой «межрегиональной организации» от уже существующей системы координации вооруженными силами стран-участниц СНГ – речь идет о том, что управленческие инструменты, существовавшие по инерции и предназначенные для мягкого и постепенного разделения, радикально меняют свой смысл. Отныне мы вступаем в эпоху нового стратегического осознания общих целей, общих угроз и общих вызовов, которые превращают участников ЕврАзЭС в элементы единого евразийского стратегического пространства, заново организующегося в геополитическое единство.

Конечно, нынешний формат «Организации Договора о коллективной безопасности» не идет ни в какое сравнение не только с Варшавским договором, но и с ВС СССР. Однако крайне важен сам геополитический вектор данного начинания. – Если в этом направлении будут предприняты организованные и настойчивые усилия, стратегический статус Евразии может существенно возрасти. Конечно, не следует быть излишне оптимистичными: совокупный военный потенциал стран «Договора» совершенно недостаточен для конкуренции с могущественным НАТО. Но он такой задачи и не ставит. Важно лишь закрепить в конкретных шагах геополитическую волю к грядущему возрождению, выразить решимость укреплять и отстаивать стратегическую суверенность. Это уже само по себе не мало.

Последнее, что следует сказать. На повестке дня стоит вопрос об общей системе «Евразийской Безопасности». Эта тема серьезно превышает масштаб нынешнего «Договора», масштаб всех стран СНГ. Евразийская Безопасность в сегодняшних планетарных условиях предполагает со стороны России гибкую системы альянсов и договоров с самыми разнообразными силами Запада и Востока. Евросоюз и Япония могут рассматриваться как континентальные пределы евразийской стратегической интеграции. Азиатские страны – Иран, Индия, Китай – попадают в число прямых партнеров еще естественнее. А расширение участников «Организации Договора о коллективной безопасности» за счет других стран СНГ, некоторых восточно-европейских государств и Монголии вообще представляется неотложным делом.

Никто не утверждает, что евразийская интеграция – это нечто простое и легкое. Строить и создавать всегда сложнее, чем сносить и разрушать. И однако, следует учитывать, что предыдущие стратегические издания евразийской геополитики при всех своих плюсах имели колоссальный минус – они рухнули, оказались недолговечными, не справились с исторической задачей надежной геополитической интеграции континента. В этом явно видна ограниченность советской идеологии, а также явная геополитическая пространственная недостаточность евразийского блока в его предшествующей конфигурации – европейские геополитики (в частности, Ж.Тириар и Й. фон Лохаузен) давно предрекали, что Варшавский договор в тех границах, в которых он существует, исторически обречен.

Единственным спасением для СССР (ранее Российской Империи) была бы геополитическая нейтрализация Европы (и Японии) и выход к теплым морям на юге – только в таком случае атлантистский полюс был бы более менее уравновешен. Но этому препятствовала идеология – как марксистская в случае СССР, так и колониально-царистская в случае Российской Империи. В какой-то момент надо было жертвовать либо идеологической надстройкой, либо геополитикой. Увы, в XX-м веке российские (советские) политические элиты идеологией пожертвовать не хотели. За что и поплатились. Но повторять их ошибки мы не имеем право.

Мессианство Америки

США представляется многим как идеальное воплощение современного светского общества, авангарда технического и научного прогресса. Это отчасти верно, но вместе с тем именно в США чрезвычайно сильны крайние религиозные толки и секты, которые, подчас, интегрируются в самые верхи американского политического истеблишмента.

Особенно это характерно для республиканцев, которые традиционно связаны с направлением протестантского фундаментализма. Обычно это обстоятельство упускается из виду: мол, все ограничивается общим «просвещенным консерватизмом» республиканцев, их верностью «моральным ценностям». На самом деле, все глубже. Мы не поймем Америку, если не примем в расчет специфической мессианской, эсхатологической, религиозной идеи, которая ею движет. Мы не сможем внятно объяснить все происходящее сегодня в Ираке, если не заглянем в те религиозные среды, которые вдохновляют Буша-младшего и его идеологов – Рамсфельда, Чейни, Волфовица и других.

Сегодня все мы видим гигантский зазор между тем, как оценивают агрессию против Ирака народы мира, и как ее истолковывают сами американцы. Этот зазор вскрывает тревожное и совершенно упущенное из виду обстоятельство: в лице США мы имеем дело не со светской, демократической державой, но с режимом скрытого радикального фанатизма – не уступающего ни в чем другим мессианским мировоззрениям: исламизму, коммунизму, нацизму и т.д.

На Ближнем Востоке США сегодня бьются не только за свои практические геополитические интересы – все намного сложнее, их вдохновляет вера в универсальность своей миссии, в свою богоизбранность, в свою мессианскую судьбу.

Присмотримся к этой проблеме внимательнее.

Диспенсациализм

Республиканская партия в своих идеологических основах тесно связана с таким направлением в протестантском фундаментализме как «диспенсациализм». Это учение вдохновляет республиканцев (и до определенной степени правых и центристских демократов баптистского толка), дает им ориентиры для толкования основных мировых событий, подсказывает логику действий.

«Диспенсациализм" происходит от латинского слова "despensatio", что можно перевести как "промысел", "замысел". Согласно этой теории, у Бога есть один "замысел" относительно христиан-англосаксов (протестантов), другой — относительно евреев, а третий — относительно всех остальных народов. Англосаксы считаются "потомками десяти колен Израиля, не вернувшихся в Иудею из Вавилонского пленения". Эти десять колен "вспомнили о своем происхождении, приняв протестантизм в качестве своей основной конфессии".

"Промысел" о протестантских англосаксах, по мнению приверженцев диспенсациализма, таков. — Перед концом времен должна наступить «смутная эпоха» ("скорбь великая", tribulation). В этот момент силы зла, "империя зла" (когда Рэйган назвал СССР "империей зла" он имел в виду именно этот эсхатологический библейский смысл) нападут на протестантов-англосаксов. Главным отрицательным героем "смутной эпохи", tribulation, является "царь Гог".

Этот персонаж устойчиво и постоянно отождествляется в эсхатологии диспенсациалистов с Россией (и в расширенном толковании с некоторыми другими странами Евразии и Третьего мира). Впервые отождествление «царства антихриста» с Россией было сформулировано во время Крымской войны, в 1855, евангелистом Джоном Каммингом. Тогда он отождествил с библейским "Гогом, принцем Магога" — предводителем нашествия на Израиль, предсказанного в Библии (Иезекииль 38-39) — русского царя Николая I. С особой силой эта тема вновь вспыхнула в 1917, а в эпоху "холодной войны" она стала фактически официальной позицией "морального большинства" религиозной Америки. В XIX веке линию диспенсациализма активно развивал Джон Нельсон Дерби (1800-1882), основоположник современной американской версии этого фундаменталистски протестантского учения.

Дерби пишет, что в критическую эпоху «условия жизни людей и общества ухудшаются, а политического и военная власть переходит к союзу европейских государств (здесь и далее разрядка моя –А.Д.), во главе которых стоит Антихрист, осуществляющий свою власть из Рима. Антихрист организует заключение мирного договора на Ближнем Востоке (которого хватит ненадолго), и он также принуждает каждого человека носить число 666 на руках и на лбу. Антихрист выступает против Иерусалима, где вовсю свирепствуют природные катастрофы, где также наступают испытания вследствие военных поражений и хаоса. По мере того, как конец все ближе, армии с далекого Севера (то есть из России), Дальнего Востока (Китая и/или Японии), а также арабские армии встретятся для участия в битве, Армагеддоне, в Меггидо, месте, расположенном в Израиле, и будет длиться Армагеддон около года.» (Стивен Хаммел, диссертация защищенная в 200 г. В МГИМО (У) МИД РФ.)

Россия отождествляется здесь с Гогом, о котором говорится в Книге пророка Иезекииля (38:2):

"Сын человеческий! Обрати лицо твое к Гогу в земле Магог, князю Роша, Мешеха и Фувала, и изреки на него и пророчество".

Убежденным "диспенсациалистом", искренне верившим в буквальное исполнение эсхатологического сценария, был последователь Дерби Сайрус Скофилд (1843-1921), знаменитый тем, что являлся составителем самой популярной англоязычной Библии — "Scofield Reference Bible", разошедшейся тиражом во много миллионов экземпляров. В Америке эту книгу можно встретить на каждом шагу. Скофилд вставил в библейский текст собственные исторические комментарии и пророчества о грядущих событиях, выдержанные в духе радикального "диспенсациализма", таким образом, что неискушенному читателю трудно отличить собственно библейский текст от его авторской диспенсациалистской трактовки Скофилда. Пропаганда христианства в англосаксонском мире, и особенно в США, автоматически несет в себе компонент "патриотического" американского воспитания в духе ожидания последней схватки «империи добра» (США) с «империей зла» (роль которой играет либо Россия, либо новейшие ее заместители в ткани основного и неизменного мифа – исламские радикалы, Усама Бин Ладен, сегодня Саддам Хусейн). В некоторых текстах современных диспенсациалистов "промыслы" увязываются с новейшими техническими достижениями, и тогда возникают образы "атомного диспенсациализма", т.е. рассмотрения "атомного оружия" как некоторого апокалиптического элемента.

Популяризатором этого "атомного диспенсациализма" является евангелист Хэл Линдсей, автор книги интерпретации пророчеств "Бывшая великая планета" (1970), разошедшейся тиражом в 18 миллионов экземпляров (по тиражам в свое время это была вторая книга после Библии). Его горячим приверженцем был не кто иной, как Рональд Рейган, регулярно приглашавший Линдсея читать лекции атомным стратегам Пентагона. Сегодня труды Линдсея – настольные книги Буша-младшего и всего «ястребиного крыла» республиканцев.

Линдсей выделяет основные международные проблемы, связанные непосредственно с «концом времен»; он отмечает, что:

1) в центре внимания должен быть Ближний Восток, имея в виду, что Ближний Восток станет фантастически богатым и влиятельным, особенно в результате разработки недр Мертвого моря;

2) что касается мирового лидерства, то Западная Европа займет место Соединенных Штатов Америки, и возникнут «Соединенные Штаты Европы", которые будут состоять из принадлежащих собственно к Европе стран, формирующийся общий рынок возьмет под свой контроль Россию и коммунистический Китай под непосредственным воздействием «гения антихриста», который возглавит «Европейскую Конфедерацию».

(Как поразительно это предсказание Линдсея от 1970 года описывает сегодняшнюю российско-китайско-европейскую «мирную коалицию»!) Другой "ядерный диспенсациалист" теле-евангелист Джерри Фолвелл стал при том же Рейгане ближайшим советником правительства, участвовал в его закрытых заседаниях и консультациях генералитета, где обсуждались вопросы атомной безопасности.

Так, архаические религиозные эсхатологические (милленаристские) концепции прекрасно уживаются в столь светском и прогрессивном американском обществе с высокими технологиями, геополитической аналитикой и блестяще отлаженными системами политического менеджмента.

Те, кто попадает в число врагов США в такой диспенсациалистской оптике оказываются в рядах «полчищ сатаны», причем не в переносном, а в самом прямом смысле.

Воспитанные на «Библии Скофилда» республиканцы и сам Джордж Буш младший таким образом имеют свою собственную (довольно иррациональную) модель расшифровки мировых событий.

Джордж Буш младший активно заинтересовался этой темой после дня своего сороколетия в 1985. Он обратился тогда к Билли Грэхэму, известному протестантскому проповеднику и ярому поклоннику диспенсациализма, другу семьи Бушей, за наставлениями. С этого времени Буш признается, что «не оставляет ни на минуту своих библейских исследований» (имеется в виду диспенсациалистские штудии) и следует во всем указаниям своих учителей (в частности того же пастора Грэма).

Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!

Диспенсациалисты трактуют события современного мира в библейской перспективе. Тем самым к циничному рационализму американской геополитики примешивается элемент фанатической уверенности в своей «моральной правоте». Смесь получается гремучая.

Атака на Ирак – вопреки позиции Совета Безопасности ООН, международного сообщества, стран Европы, России, Китая и т.д. – не может быть объяснена только интересами к арабской нефти и стремлением спасти за счет военного заказа американскую экономику, находящуюся на пороге системного кризиса. Все это присутствует, но в этой войне есть еще и один – быть может решающий – фактор: ее мессианский смысл.

В протестантском фундаментализме (как, впрочем, и в другом радикальном явлении – исламском ваххабизме) есть тенденция понимать многие религиозные сюжеты буквально, применять древние символы к современной реальности. В этом и заключается своеобразная сила «диспенсациализма» - он адаптирует сакральные сюжеты религии к настоящему и будущему.

Теперь вспомним о том, Теперь вспомним о том, где находится современный Ирак. Это - территория древнего халдейского царства со столицей Вавилоном. Халдейское царство и называлось «Вавилоном» в широком смысле. В иудео-христианской традиции Вавилон давно превратился в символ зла – «язычества», «насилия», «аморальности». Начиная с Вавилонской башни через «вавилонское пленение» израильтян вплоть до «Вавилонской блудницы» из христианского Апокалипсиса этот образ устойчиво ассоциируется с «сатаной», «антихристом», «страной зла» (как в далеком прошлом, так и в грядущем, в «последние времена»). Сегодня роль «царя Вавилонского» играет Саддам Хуссейн. Его демонизированный образ как нельзя лучше вписывается в «диспенсациалисткую» мифологию. Саддам Хуссейн – диктатор и тиран. Он вторгался в Кувейт, хотел убить отца нынешнего президента США. Он прекрасно соответствует галлерее иудео-христианских образов зла.

«Библия» полна проклятий в адрес Вавилона. В «Псалтыри» (пс. 136, 8-9) эта ненависть выражается в самой радикальной форме: «Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам!» И далее совсем страшно: «Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!» Геноцид вавилонских (читай, иракских) младенцев, таким образом, не только оправдан, но является «священным долгом», если посмотреть на него сквозь призму протестантского фундаментализма. Мы видим, как смакуют сегодня американские СМИ тему разрушения «дворцов Саддама Хусейна». И снова - явная библейская параллель с дворцом вавилонского царя Вальтасара. Этот царь в эпоху пророку Даниила во время пира увидел на стене загадочно появившуюся надпись: «мене, текел, фарес», что означает на иврите «взвешен, подсчитан, учтен». Это было грозное предзнаменование о близком разрушении Вавилонского царства от рук персов. В древней истории персы и их предводитель Кир стали освободителями Израиля. США явно видят себя сегодня в роли Кира – они сокрушают «дворцы царя Вавилонского», чтобы приблизить «конец истории», «мессианскую эпоху», «освободив» тем самым и Израиль. Садам Хуссейн – новый «царь Вавилонский», «Вальтасар». Ясно, что никакого сострадания ни к нему, ни к его режиму, ни даже к «иракским младенцам» от англо-американской коалиции ожидать не приходится.

Кошмар сбывающихся предсказаний

Самое поразительное в диспенсациализме – это буквальное исполнение его предсказаний. В диспенсациалистских пророчествах XIX века говорилось о скором «создании государства Израиль в Палестине» и о «возвращении всех евреев на землю обетованную» (реализовано в 1947 году), о «строительстве Третьего Храма и восшествии «вождя иудеев» на Храмовую гору (после восшествия президента Израиля Ариэля Шарона на Храмовую Гору в 2001 году началась эскалация палестино-израильского конфликта), о событиях в Европе, России, на Ближнем и Дальнем Востоке, которые, действительно, произошли через 50-100 лет.

Американцы провозгласили 150 лет назад, что существует «явный знак судьбы» - Manifest Destiny, указывающий на то, что «США будут править миром». Тогда это бала захолустная полуколониальная держава. Сегодня это стало общепризнанным фактом.

Как это ни невероятно, но мифологическая фундаменталистско-протестантская интерпретация истории оказывается удивительно близкой к фактическому положению дел.

Поэтому стоит прислушаться и к тому, что думают современные диспенсациалисты, стоящие к тому же столь близко к рычагам реальной власти при Джордже Буше младшем.

Так, диспенсациалист Джэк Ван Импе указывает, что следующие аспекты происходящего в мире свидетельствуют о том, что конец света близок: 1) глобализация экономики; 2) создание объединенной Европы; 3) изоляция Израиля со стороны враждебно относящихся к нему соседних государств; а также 4) крах марксизма, что говорит о том, что для диспенсациализма теперь открыты «окна возможности». Россию он считает «страной наиболее опасной и нестабильной, чем когда-либо», утверждая при этом, что «Америка, одновременно с Израилем, станет жертвой первого массированного ядерного удара, который будет нанесен Россией». (цит. по Стивен Хаммел, указ. соч.)

Диспенсациалисты не только «просчитали» ираскую войну, но и предвидели структуру коалиции тех, кто выступят против нее. Объединеная Европа, Россия и Китай давно уже, оказывается, зачислены в разряд «гогов и магогов». До «конца света» осталось совсем немного: всей этой «мирной коалиции» вместе с арабами напасть на Израиль, который вначале падет, потом примет протестантское исповедание (в этом направлении уже работает мощное отделение диспенсациалистской машины – общество «Евреи за Иисуса») и вместе с США (плюс по некоторым версиям «летающие тарелки» и «ангельские воинства») уничтожит противников.

Многие трезвые умы, сопоставив все это, скажут «какой бред!» И будут правы, но головы ираских младенцев бьются не понарошку, и кассетные бомбы – не просто кадры из апокалиптического триллера. В этом странном, странном мире кто-то, на самом деле, сошел с ума. И если речь идет о самой сильной, мощной и отчаянной ядерной державе, то всему человечеству должно быть не до смеха. Ведь следующими – по всем их выкладкам – будем мы, «страна Гога».