Машины желания Жиля Делеза

Предлагаем вниманию читателей портала Центра консервативных исследований реферат на тему "Машины желания Жиля Делеза", выполненный студенткой 403 группы социологического факультета Мариной Чугреевой в рамках курса проф. А.Г. Дугина "Этносоциология".

Содержание: 1. Введение; 2. Машины желания; 3. Критерии структурализма; 4. Антропология в современном мире; 5. Литература.

Жиль Делез (1925-1995) – французский философ-постмодернист. Всемирную известность принесли Делезу его работы о Юме, Бергсоне и Ницше, а также о Прусте и Захер-Мазохе. Основными работами Ж. Делеза являются «Логика смысла», «Складка. Лейбниц и барокко», «Различие и повторение», «Марсель Пруст и знаки», а также «Что такое философия?» и «Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения» совместно с Гваттари Ф.

Теория мышления связана у Делеза с более общей теорией желания, которую он подробно изложил в написанной совместно с Феликсом Гваттари работе «Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения» (1972). Эта книга, принесшая автору известность, но вызвавшая резкое неприятие со стороны интеллектуального сообщества, неотделима от грандиозной переоценки образа мысли и образа жизни, происходившей в 1960-е годы, а также от опыта мая 1968*.

Перейдем к рассмотрению основных идей данного произведения.

2. Машины желания

Во введении данной книги утверждается, что «шизоанализ ... связан с созданием теории маргинальных групп, которые являются первичными по отношению к любым видам коллективности, а также с представлением о языке как о несущественной части неязыкового поля, представленной в этой концепции машинами желания. Мир желания – это мир, где «все возможно», приравнивается к миру шизофренического опыта особого рода (не тождественного клиническим формам шизофрении)»[1].

Философия Делёза и Гватари опирается на безличное и доиндивидуальное поле.

Классическая концепция психоанализа определяет желание через недостаток, отсутствие реального объекта, дублируемого в воображении (желание как приобретение), Однако ученые отвергают данную концепцию, утверждая, что желанию ничего не недостает. «Объективным бытием желания является Реальность как таковая. Желать – значит производить, производить реально. Желание производит реальность, производство желания есть не что иное, как общественное производство»[2].

Машина желания состоит из машин-органов, тела без органов, субъекта. «Наш организм создаваем машинами желания, но в лоне этого производства, в самом этом производстве тело страдает от такого устройства, страдает от того, что оно не организовано по-другому, что оно вообще организовано... Автоматы перестают работать, из них вываливается составлявшая их неорганизованная масса. Полное тело без органов непродуктивно, стерильно, непорождено, непотребляемо»[3].

«В отличие от просто машин, машины желания работают только в испорченном виде».

Машины-органы эквивалентны производству, Эросу (или инстинкту жизни); тело без органов — антипроизводству, Танатосу (или инстинкту смерти), на социальном уровне — телам земли, деспотии, капитала. Тело без органов «обрушивается на производство, составляет поверхность, на которой распределяются силы и агенты производства, так что в результате оно овладевает прибавочным продуктом и приписывает себе процесс в целом и его части, которые теперь как бы вытекают из него как из некоей квазипричины... Социус как полное тело образует поверхность, на которую записывается – и из которой, по-видимости, вытекает любое производство.

Капитал является телом без органов капиталиста... Но как таковой он – всего лишь текучая и окаменевшая субстанция денег... Он производит прибавочную стоимость так же, как тело без органов производит самого себя, он разрастается и заполняет собой весь мир... Все (объективно) кажется продуктом капитала как квазипричины»[4] ...

 Тело без органов постоянно вводится в производство. Оно отталкивает вторгающиеся в него машины-органы (в этом и состоит конфликт между машинами желаний и телом без органов), а также обрушивается на производство желания, притягивая его и овладевая им. «Непродуктивное, непотребляемое тело без органов служит поверхностью записи всех процессов производства желания, так что создается впечатление, будто машины желания проистекают из него»[5]. На самом деле тело без органов производит самое себя. Часть энергии либидо превращается в энергию записи, другая ее часть превращается в энергию потребления.

Результатом взаимоотталкивания и взаимопритяжения машин желания и тела без органов является машина безбрачия (Мишель Каруж), или машина холостячества: субъект «без фиксированного тождества, бродящий по телу без органов, всегда находящийся по соседству с машинами желания… рождающийся из состояний, которые он потребляет, и возрождающийся в каждом состоянии…»[6]. Машина безбрачия осуществляет альянс между машинами желания и телами без органов для порождения нового человечества или великолепного организма.

«Противостояние сил притяжения и отталкивания производит открытую серию интенсивных элементов, — все из которых позитивны, — которые выражают не окончательное равновесие системы, но бесчисленное число метастабильных, стационарных состояний, через которые проходит субъект…»[7].

Ж. Делез и Ф. Гваттари заявляют, что «великим открытием психоанализа было открытие производства желания, разных видов производства бессознательного. Но из-за Эдипа это открытие было вскоре затемнено новым идеализмом: место завода бессознательного занял античный театр, место продуктивного бессознательного — бессознательное, которое может лишь выражаться (миф, трагедия, сон). По продукту нельзя судить о производственных отношениях»[8].

Если бессознательное — завод, производящий желания, то «производство желания» представляет собой совокупность машин желания. «Либидо оказывается воплощением энергии желающих машин, результатом машинных желаний»[9].

Машина желания «есть система купюр, разрывов, прерывностей. Каждая цепь захватывает в плен фрагменты других цепей, из которых она извлекает прибавочную стоимость, как код орхидеи «вытягивает» свою конфигурацию из осы. Таково явление прибавочной стоимости кода... вся область «реальной неорганизованности» пассивных синтезов, в которой тщетно искали нечто могущее быть названным означающим, непрестанно сочетает и разлагает цепи в знаки, не имеющие никакого призвания стать означающими. Производить желание, во всех смыслах, в каких это только делается, — таково единственное призвание знака.

Эти цепи без конца становятся местами отделения во всех направлениях, везде шизопотоки, которым, кроме себя, ничего не надо и которые (прежде всего) не нужно ничем заполнять. Таково второе свойство машины: разрывы-отделения не смешиваются с разрывами-вэыманиями.

Третья купюра, разрыв машины желания, — это купюра-остаток или осадок, которая производит субъекта рядом с машиной, как принадлежащую машине деталь»[10].

Авторы «Капитализма и шизофрении» делают следующее заключение: «машина желания – это не метафора: это то, что отрезает и отрезано в соответствии с тремя модусами. Первый модус отсылает к коннективному синтезу и мобилизует либидо как энергию взымания. Второй отсылает к дизъюнктивному синтезу и мобилизует Нумен как энергию отделения. Третий отсылает к конъюнктивному синтезу и к удовольствию (Волуптас) как остаточной энергии. В этих трех аспектах процесс производства желания является одновременно производством производства, производством записи и производством потребления. Множественность есть свойство производства желания»[11].

3. Критерии структурализма

Теперь перейдем к рассмотрению еще одной книги Ж. Делеза «Марсель Пруст и знаки». В данном произведении нас интересует глава, в которой автор выделяет семь критериев структурализма.

Автор статьи предлагает выделить некоторые формальные, самые простые критерии узнавания структурализма.

1. первый критерий - символическое

«Первый же критерий структурализма — это открытие и признание третьего порядка, третьего царства: царства символического... У структуралистов символическое в качестве элемента структуры является принципом генезиса: структура воплощается в реальности и образы согласно определенным сериям: более того, воплощаясь, она их конституирует, но она не производна от них»[12].

«Мы можем пронумеровать реальное, воображаемое и символическое: 1, 2, 3. Реальное в себе самом неотделимо от некоторого идеала объединения и тотализации: реальное стремится к единице, оно является единицей по своей «истине». Как только мы видим два в «единице», как только мы ее раздваиваем, появляется само воображаемое, даже если оно осуществляет свое действие в реальном. Например, реальный отец— это единиц; но образ отца всегда удваивается в самом себе, будучи расколотым по закону двойственного числа. Он проецируется, по меньшей мере, на две персоны: одна берет на себя игрового отца, отца-шута, другая — отца-труженика и идеального отца. Символическое, в свою очередь, есть тройка. Структура — это, по крайней мере, триада, она не «циркулировала» бы без этого третьего, одновременно ирреального, но, однако, и не воображаемого»[13].

Итак, первый критерий состоит в «полагании символического порядка, который не сводим ни к порядку реального, ни к порядку воображаемого и является более глубоким, нежели они... Символическое следует понимать как производство исходного и специфического теоретического объекта»[14].

2. второй критерий: локальное, или позиционное

«Символический элемент структуры, не имеет ничего, кроме смысла: того смысла, который необходимо является «позиционным»[15]. «Короче, места в чисто структурном пространстве первичны относительно реальных вещей и существ, которые их займут, а также относительно ролей и всегда немного воображаемых событий, которые необходимо появляются, когда места занимаются»[16].

«Альтюссер, когда говорит об экономической структуре, уточняет, что «истинные» субъекты - не те, которые займут места, то есть конкретные индивиды, или реальные люди, и тем более истинные объекты — не роли, которых придерживаются люди, и не события, которые производятся, но прежде всего это места в топологическом структурном пространстве, определенном производственными отношениями»[17].

«Символические элементы не имеют ни внешнего обозначения, ни внутреннего значения, но только позиционный смысл. Следует признать принцип, согласно которому смысл всегда следует из комбинации элементов, которые сами по себе не являются означающими»[18].

По мнению автора работы, необходимо отметить пристрастие структурализма к некоторым играм и театру, к неким пространствам игры и театра. «Неслучайно, что Леви-Стросс часто ссылается на теорию игр и придает столько значений игральным картам. И Лакан — метафорам игры... Короче, сам манифест структурализма: мыслить — значит рисковать в броске игральной кости»[19].

3. третий критерий: дифференциальное и единичное

Автор статьи различает три типа отношений. «Первый тип устанавливается между элементами, которые пользуются независимостью или автономностью: например, 3+2 или 2/3. Элемента являются реальными, и эти отношения тоже должны называться реальными. Второй тип отношений, например, х2 + у2 – R2 = 0, устанавливается между терминами, эти термины должны в каждом случае иметь определенную величину.  Это воображаемые отношения. Третий тип устанавливается между элементами, которые сами по себе не имеют никакой определенной величины и взаимоопределяются в отношении: ydy + xdx = 0 или dy/dx = -x/y. Такие отношения являются символическими, а соответствую­щие элементы взяты в дифференциальном отношении»[20].

Ж. Делез утверждает, что «любая структура представляет два следующих аспекта: систему дифференциальных отношений, по которым символические элементы взаимно определяются, и систему единичностей, соответствующую этим отношениям и очерчивающую пространство структуры... Любая структура есть множественность. Символические элементы воплощаются в реальные существа и объекты рассматриваемой области; дифференциальные отношения актуализируются в реальных отношениях между этими существами; единичности соотносятся с местами в структуре, распределяющими воображаемые роли или установки существ и объектов, которые их займут»[21].

«Символические элементы и отношения между ними определяют природу существ и объектов, которые из них следуют, тогда как единичности формируют порядок мест, который определяет роли и установки этих существ, поскольку они их занимают»[22].

Ученый предлагает рассмотреть интерпретацию марксизма Альтюссером: «производственные отношения определяются в качестве дифференциальных, устанавливающихся не между реальными людьми, а между объектами и агентами, имеющими символическую ценность (предмет производства, орудие производства, рабочая сила, непосредственный работник, непосредственный неработник, взятые в отношениях собственности и присвоения)»[23]. «Каждый способ производства характеризуется единичностями, соответствующими характеру отношений. Очевидно, что конкретные люди займут места и осуществят элементы структуры, если будут исполнять ту роль, которая предназначена им структурным местом, например, роль «капиталиста», и будут поддержкой структурных отношений: так что «истинные субъекты – это определение и распределение этих мест и этих функций». Истинный субъект— это сама структура: дифференциальное и единичное, дифференциальные отношения и единичные точки, взаимная детерминация и детерминация полная»[24].

4. четвертый критерий: различающее, различение

«Структуры не являются актуальными. То, что актуализируется здесь и теперь, —это такие-то отношения, такие-то значимости отношений, такие-то распределения единичностей; другие же актуализируются в другом месте или времени. Актуально то, в чем воплощается структура. Структура реальна, не будучи актуальной, и идеальна, не будучи абстрактной»[25].

«Нет общества вообще, но каждая социальная форма воплощает некоторые элементы, отношения и значимости производства (например, «капитализм»). Итак, мы должны различать всеобщую структуру области в качестве ансамбля виртуального сосуществования и подструктуры, которые соответствуют различным актуализациям в данной области. О структуре как виртуальности мы должны сказать, что она еще не различена. О структурах, которые воплощаются в той или иной актуальной форме, мы должны сказать, что они различаются. Структура неотделима от этого двойного аспекта»[26].

Автор статьи считает, что «любое различение, любая актуализация происходят двумя путями: виды и части. Дифференциальные отношения воплощаются в качественно различных видах, тогда как соответствующие единичности — в протяженных частях и фигурах, которые характеризуют каждый вид. Так, определенные способы общественного производства — и организованные части, соответствующие каждому из этих способов, и т.д. Отметим, что процесс актуализации содержит всегда внутреннюю временность, которая изменяется в связи с тем, что актуализируется. Не только каждый тип общественного производства обладает внутренней глобальной временностью, но и его организованные части имеют частные ритмы... Для структурализма время — это всегда время актуализации, в течение которого в различных ритмах производятся элементы виртуального сосуществования. Время идет от виртуального к актуальному, то есть от структуры к ее актуализациям... Структура производит сами виды и части. Она их производит в качестве различаемых видов и частей... Структура различает виды и части, существа и функции, в которых она актуализируется. Она является дифференциальной в самой себе и способствующей различению в результате»[27].

Какова граница между воображаемым и символическим? «Символическая структура обеспечивает дифференцирование терминов и различение эффектов, воображаемое раздваивает и отражает, отбрасывает и отождествляет, теряется в играх зеркала, но это поверхностные эффекты.

«Структуры бессознательны, поскольку с необходимостью скрыты своими продуктами или эффектами. Экономическая структура никогда не существует в чистом виде, но она скрывается за юридическими, политическими, идеологическими отношениями, в которых воплощается. Можно читать, находить и признавать структуры, лишь исходя из их эффектов... Бессознательные структуры является дифференциальным»[28].

5. пятый критерий: серийное

«Для того чтобы структура могла двигаться, - пишет Ж. Делез, - символические элементы, взятые в дифференциальных отношениях, организуются в серию. Они относятся к другой серии, созданной другими символическими элементами и другими отношениями. Любая структура серийна, мультисерийна и не функционирует без этого условия»[29].

В одном из самых известных текстов Лакан комментирует «Украденное письмо» Эдгара По, показывая, как «структура» осуществляет постановку двух серий, места в которых заняты меняющимися субъектами: король, который не видит письмо, — королева, которая радуется, что письмо спрятано тем лучше, чем более оно оставлено на виду, — министр, который все видит и берет письмо (первая серия); полиция, которая ничего не находит у министра,—министр, который радуется, что письмо спрятано теме лучше, чем более оно оставлено на виду. — Дюпэн, который все видит и вновь берет письмо (вторая серия)»[30].

6. шестой критерий: пустая клетка

«Объект - посредник в символической системе, который распределяет серии, перемещает их относительно друг друга, заставляя сообщаться, мешая одной перегнуться воображаемым образом в сторону другой... Письмо в «Украденном письме» или платок в «Отелло» - это объект, который всегда смещен относительно самого себя»[31]...

Пустая клетка экономической структуры является «стоимость как выражение «труда вообще», по ту сторону любого эмпирически наблюдаемого качества, как место вопроса, который пересекает или пробегает по экономической структуре»[32]. «Объекту свойственно находиться «там, где его нет, и наоборот, не быть там, где его ищут. Перемещение серий зависит от объекта, от этого Третьего. Вся структура изменяется этим изначальным Третьим»[33].

«Для игр требуется пустая клетка, без этого ничто не продвигалось и не функционировало бы. Объект = х не отличается от своего места, но этому месту все время надлежит перемещаться, как пустой клетке — беспрерывно скакать. Нет структурализма без этой нулевой степени.

Объект = х для каждого структурного порядка является пустым или продырявленным местом, которое позволяет этому порядку сочленяться с другими в том пространстве. Структурные порядки сообщаются не в одном и том же месте, но все — своим пустым местом, или соответствующим объектом = х.

В каждой структуре объект = х должен учесть: 1) способ, которым он подчиняет себе в своем порядке другие структурные порядки; 2) способ, которым он сам подчинен другим порядкам в их порядке; 3) способ, которым все объекты = х и все структурные порядки сообщаются друг с другом, так как каждый порядок определяет направление пространства; 4) условия, при которых в данный момент истории или в данном случае данное измерение остается послушным актуализации другого порядка»[34].

7. последний критерий: от субъекта к практике

Таким образом, пустая клетка — это «единственное место, которое не может и не должно быть заполнено, она должна хранить совершенство своей пустоты, чтобы перемещаться относительно себя и циркулировать, проходя через элементы и разнообразия отношений. Символическое должно быть своим собственным символом.

Если же пустое место не занято термином, оно тем не менее сопровождается в высшей степени символической инстанцией, которая следует за всеми его перемещениями»[35].

«Субьект — это именно инстанция, которая следует за пустым местом. Объявить о смерти Бога или даже человека — это еще ничего не означает. Что важно — так это как объявить. Структурализм вовсе не являются мыслью, уничтожающей субъекта, но такой, которая крошит и систематически его распределяет, которая оспаривает тождество субъекта, рассеивает его и заставляет переходить с места на место: его субъект всегда кочующий»[36].

«Исходя из этого могут определиться две важные акциденции структуры. Или пустая клетка и двигатель более не сопровождаются кочующим субъектом, который подчеркивает их пробег; и пустота клетки становится лакуной, действительной нехваткой. Или наоборот, клетка заполнена, оккупирована тем, кто ее сопровождает, и ее подвижность теряется в результате оседлой полноты»[37].

«Можно было бы сказать, что то Бог заставляет увеличиваться пустыни и роет в земле лакуну, то человек ее заполняет, он оккупирует место и в этой тщетной перестановке заставляет нас переходить от одной акциденции к другой: вот почему человек и Бог— это две болезни земли, то есть болезни структуры.

Всегда в зависимости от пустой клетки дифференциальные отношения приобретают новые значимости или вариации, а также единичности. Вдобавок нужно, пустое место было освобождено от символических событий, которые его скрывают или заполняют, чтобы оно было отдано субъекту, который должен его сопровождать на новых дорогах, не занимая и не опустошая его. Поэтому существует структуралистский герой. Он обеспечивает расщепление структуры, затронутой избытком или недостатком. Эта точка мутации определяет именно праксис (praxis) или, скорее, само место, где праксис должен обосноваться. Структурализм неотделим не только от произведений, которые он создает, но и от практики в отношении продуктов, которые он интерпретирует.

Эти последние критерии — от субъекта к праксису — являются самыми неясными, это критерии будущего»[38].

4. Антропология в современном мире

В завершении данной работы обратимся к статье А. Г. Дугина «Антропология в современном мире».

Автор статьи утверждает, что «Традиция видит человека в трех ипостасях. Первый уровень: человек как некий полярный принцип, некое эссенциальное качество. Каббала употребляет термин «человек» для определения самого Бога. Пуруша в индуизме — тоже некий трансцендентный онтологический принцип. Традиционная религия называет его Богом. Вторая ипостась «человека»: «мертвый труп» или «самодвижущийся гроб» — нечто среднее между животным и автоматом. Это не очень совершенная машина, потому что она подвержена животным страстям, болезням и пр. Это также совсем некудышнее животное, потому что аппаратная рассудочная деятельность разрушает свойственную животным естественную гармонию. Этот биологический аппарат — полуживотное-полуприбор — тоже называют «человеком».

Между этими двумя полюсами существует представление о человеке как о некоем динамическом путешествии из низшей сферы (зооаппаратной) к высшей (спиритуально-трансцендентной). Причем движение это совершается не обязательно по вертикали, оно может совершаться и по спирали, может уклоняться в сторону, оно может проходить через целую цепочку метаморфоз. Это движение, этот путь тоже называют «человеком»[39].

Необходимо остановиться на понятии души в Традиции. «Душа (anima) — это некоторое фиксированное присутствие трансцендентного в конкретном человеке. Она наиболее очевидна для человека в момент смерти или в момент серьезных потрясений. Душа остается абсолютно неизменной, независимо от того, жив человек или нет. Она остается одной и той же по существу: в момент, когда мы рождаемся, когда живем и когда нас уже нет. Она всегда сама по себе. На ней различные этапы нашего жизненного пути — от рождения и пускания пузырей до предсмертной агонии — никак не сказываются.

...Она совершенно свободна от индивидуального начала, не подвержена воздействию каких-либо конкретных вещей, влияющих на индивидуум. Она воспринимает как бремя, как несносное иго сам факт нашего мира, сам факт ее пребывания здесь. Это не последняя, не высшая инстанция в антропологии, но, тем не менее, она крайне важна. Именно понятие души является водоразделом между Традицией и антропологией современности»[40]...

Суть современной антропологии в отрицании самостоятельности, субстанциальности и онтологичности души».

Последние двести лет душа отрицается. «Причем, если на каком-нибудь научном симпозиуме вы попробуете выйти и сказать: «Я верю в существование души», вас вежливо выслушают и скажут, что вы, наверное, ошиблись дверью... В мире же «нормальной» европейской науки люди, утверждающие существование алхимии или хотя бы души, могут быть просто уволены в силу профессиональной непригодности ...

 «Соответствие духу Просвещения» — это требование предъявляется к любому дискурсу. Или говори на языке современного мира, или не претендуй на серьезность, научность, обоснованность»[41].

Человек минус душа — таков объект современной антропологии!

В современной антропологии существуют два направления. Одно из них изучает человека как аппарат.  Эту линию в антропологии можно назвать рационалистической, позитивистской. Она исходит из того, что «аппаратного в человеке больше, чем звериного. Эта линия антропологии видит в человеке преимущественно рассудок, человек для нее — рациональный аппарат.

Такой подход в антропологии создал мэйнстримную школу. Весь позитивизм основан на этом принципе»[42].

Второе направление антропологии рассматривает человека в качестве зверя. Это дарвинизм, эволюционизм и т.д. «Достаточно стройная теория: из жуков появляются птицы, из птиц — киты, из китов — обезьяны, из обезьян — люди... Эта тенденция в антропологии утверждает, что человек — зверь, а его аппаратные (рациональные) качества — лишь особые субтильные, истонченные звериные интуиции.

Это направление получило название «философии витализма» или «философии жизни». К этому направлению принадлежит Бергсон, наиболее последовательно эту концепцию излагает Конрад Лоренц. Современная (особенно «глубокая») экология — это версия именно такого антропологического подхода. Гипотеза о редукции человека к зверству в практических наблюдениях за поведением вида в целом получает не меньше наглядных подтверждений, нежели редукция к аппарату.

Таким образом, современная антропология в целом видит человека двояко»[43].

В своей статье А. Г. Дугин уделяет особое внимание антропологической концепции неотении Артура Кестлера. В основе этой концепции лежит эволюционистская модель. «В частности, зоологи заметили, что в развитии некоторых видов происходят определенные регрессивные сдвиги: животное застывает на стадии юности или раннего детства. Это и есть неотения. Животное по наследству детенышу передает все характерные для вида способности и навыки. Чем древнее вид, тем тоньше специализация этих существ. Коала, например (очень древнее существо), питается листьями только одного вида эвкалипта. У коалы специальные ногти для этих деревьев, специальные кишки... Устойчивые виды всегда двигаются в сторону такой специализации. Неотения же нарушает эту «идиллию» неспешной эволюции. Зачатие детенышей происходит раньше времени — родители сами еще ничего толком не знают, следовательно, им нечего передавать. Новорожденные получают набор каких-то странных, «недоделанных» инстинктов, поэтому они уже не знают точно: что им есть, куда ползти, какие ногти отращивать. Вот в эти-то моменты, согласно Кестлеру, и происходят самые гениальные открытия в животном мире. Все его родственники плавали, а этот выполз на берег, стоит, по сторонам пялится обалдело. Постепенно у него возникают от странности пульмональные отростки, глядишь — вроде все в порядке: уже пополз... А все потому, что зачат был раньше времени.

По Кестлеру, неотения — это отход назад, для того, чтобы прыгнуть вперед. Специализация — сужение возможностей, регресс, впадение в детство, напротив — открытие новых непредсказуемых возможностей и способностей.

Ученые-зоологи проанализировали мозг маленького орангутанга. Объем черепа оказался вполне сопоставим с человеческим. Но орангутанги растут: верхняя часть черепа уменьшается, а челюсти — наоборот. Происходит специализация, и взрослые орангутанги идут спокойно заниматься своим орангутанговым делом. Потенциальность, которую детеныши несут от рождения, они полностью утрачивают.

По мнению Кестлера, человек — это продукт неотении. Зачатые не в том возрасте, не получившие никаких нормальных инстинктов, полу-абортивные существа, случайно выбились из строя целеустремленных орангутангов. Отсюда у них и череп такой, и отсутствие волосяного покрова, и неспособность после рождения делать что-нибудь путное, кроме как визжать»[44].

Однако автор статьи отмечает и негативные последствия неотении. «Обратите внимание, как современные подростки ловко справляются с компьютером, как здорово они схватывают технические навыки, которые недоступны многим взрослым. Однако они становятся бездуховными, нечувствительными к тонким проблемам. В частности, есть такая концепция: на финансовых рынках молодые люди быстро осваивают технологию биржевой игры, живут года два-три в страшном напряжении, зарабатывают гигантские деньги, а потом выбрасываются куда-нибудь в санаторий, в суицид или на частный остров (если повезет). Можно представить себе черную футурологическую версию, когда определенные силы выдвинут этакого гигантского младенца-монстра. Им по три-четыре года, но они способны манипулировать сложнейшими вещами, а остальное человечество — станет лишь полем для их ужасных игр»[45].

Каковы же гипотезы падения человечества? Гипотеза номер один. «Человечество находится под фундаментальным и мощным гипнозом. Под воздействием определенных чар оно настойчиво и упрямо отрицает реальность своего объективного видового качества. Под гипнозом, связанным с изменениями качества среды, человечество забывает о душе и начинает исходить из нелепых предпосылок современной антропологии. Это щадящая гипотеза. Согласно ей, современная антропология — это самообман, ложь. Теоретически туман может быть развеян — люди могут прозреть».

Из этой гипотезы вытекает, что у людей есть душа, просто ее от них прячут. Следовательно, нужно заниматься всеобщим анализом и самоанализом в первую очередь...

Вторая гипотеза пострашней. Она предполагает, что «современные люди есть то, кем они себя считают. В облике людей сейчас ходят «трупы мертвые, телеса демонские, иконы сатанинские». Это не просто одураченные люди, это вообще уже не люди...

В конце времен под маской людей будут скрываться два полярных типа существ: с одной стороны, дети света (их будет подавляющее меньшинство) и все остальные — дети тьмы. Дети света будут подвергаться беспрецедентным гонениям, они будут почти уничтожены... Однако, несмотря на невыгодное для нас соотношение сил, победа все равно будет за нами»[46]. 

1. Ж. Делез, Ф. Гваттари. «Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения» (http://lib.rus.ec/b/72971).

2. Ж. Делез. Марсель Пруст и знаки (http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/del_mars/03.php).

3. А. Г. Дугин. «Антропология в современном мире». Краткий обзор антропологической проблемы в Традиции — стартовая черта для понимания новой антропологии (http://nu.arcto.ru/archives/dugin/7/).

[1] Ж. Делез, Ф. Гваттари. «Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения» (http://lib.rus.ec/b/72971).

[2] Там же.

[3] Там же.

[4] Там же.

[5] Там же.

[6] Там же.

[7] Там же.

[8] Там же.

[9] Там же.

[10] Там же.

[11] Там же.

[12] Ж. Делез. Марсель Пруст и знаки (http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/del_mars/03.php).

[13] Там же.

[14] Там же.

[15] Cf. Levi-Strauss С, Esprit. Novembre 1963.

[16] Ж. Делез. Марсель Пруст и знаки (http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/del_mars/03.php).

[17] Althusser L. Lire le Capitale. Т.Н. Р. 157.

[18] Levi-Strauss C. Esprit. Novembre 1963.

[19] Ж. Делез. Марсель Пруст и знаки (http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/del_mars/03.php).

[20] Там же.

[21] Там же.

[22] Там же.

[23] Althusser L Lire le Capital. Т.Н. Р.152-157 (см. также E.Balibar. P.205 sq.).

[24] Ж. Делез. Марсель Пруст и знаки (http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/del_mars/03.php).

[25] Там же.

[26] Там же.

[27] Там же.

[28] Там же.

[29] Там же.

[30] Lacan J. Ecrits. P. 15.

[31] Ж. Делез. Марсель Пруст и знаки (http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/del_mars/03.php).

[32] Cf. Althusser L. Lirele Capital. T.I. P.242 sq.

[33] Ж. Делез. Марсель Пруст и знаки (http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/del_mars/03.php).

[34]Там же.

[35]Там же.

[36] Levi-Strauss С. Le cru et !e cuit. P. 19.

[37] Ж. Делез. Марсель Пруст и знаки (http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/del_mars/03.php).

[38] Там же.

[39] А. Г. Дугин. «Антропология в современном мире». Краткий обзор антропологической проблемы в Традиции — стартовая черта для понимания новой антропологии (http://nu.arcto.ru/archives/dugin/7/). 

[40] Там же.

[41] Там же.

[42] Там же.

[43] Там же.

[44] Там же.

[45] Там же.

[46] Там же.