Эрнест Геллнер «Нации и национализм»

Предлагаем вниманию читателей портала Центра консервативных исследований реферат книги Эрнеста Геллнера «Нации и национализм», выполненный студенткой 401 группы социологического факультета Еленой Скобелкиной в рамках курса проф. А.Г. Дугина "Этносоциология".

Понимание теории национализма у Геллнера невозможно без определений «нации» и «государства». Он считает, что нация – это, прежде всего, продукт человеческих убеждений, пристрастий и наклонностей,  два человека принадлежат к одной нации лишь в том случае, если они признают принадлежность друг друга к этой нации. Именно взаимное признание такого объединения и превращают их в нацию. Человек без нации бросает вызов общепринятым нормам и потому вызывает неприязнь.  Национальная принадлежность — не врожденное человеческое свойство, но теперь оно воспринимается именно как таковое.

Определение государства Геллнер заимствует у М. Вебера, но видоизменяя его: «Государство это институт или ряд институтов, основная задача которых (независимо от всех прочих задач) охрана порядка. Государство существует там, где из стихии социальной жизни выделились специализированные органы охраны порядка, такие, как полиция и суд. Они и есть государство».

По теории Э. Геллнера, нация и государство предназначены друг для друга; что одно без другого неполно; что их несоответствие оборачивается трагедией.

По Геллнеру, современный национализм возник на сломе старых традиционных структур, с началом индустриализации. Индустриализация изменила и культуру, и общество, его структуру, способы и направления социальной мобильности. Век перехода к индустриализму неизбежно становится веком национализма, то есть периодом бурного переустройства, когда либо политические границы, либо культурные, либо и те и другие вместе должны меняться, чтобы удовлетворять новому националистическому требованию, которое впервые заявляет о себе.  В основе современного национализма лежит проблема языка. Постепенно значение принадлежности человека к различным социальным группам  старого строя, различным религиозным и сословным группам сходит на нет.  Всё большее значение для человека приобретает его принадлежность той или иной языковой группе, его образование. Явные преимущества имеют те, чья национальность, чей язык – язык администрации, школы, политики.

На каждый действительный национализм приходится энное количество потенциальных, то есть таких групп, которые имеют общую культуру, унаследованную от аграрных времен, или какие-либо иные связи и которые могли бы претендовать на образование однородного индустриального сообщества, но тем не менее не идут на борьбу, не активизируют свой потенциальный национализм и даже не пытаются это сделать. Геллнер указывает на то, что большинство культур, или потенциальных национальных групп, вступает в век национализма, даже не попытавшись что-либо из этого для себя извлечь. Национализм — это не пробуждение древней, скрытой, дремлющей силы, хотя он представляет себя именно таковым. В действительности он является следствием новой формы социальной организации, опирающейся на полностью обобществленные, централизованно воспроизводящиеся высокие культуры, каждая из которых защищена своим государством. Эта социальная организация использует некоторые из существовавших ранее культур, постепенно полностью их перестраивая. Геллнер подчёркивает, что нации не даны нам от природы, они не являются политической версией теории биологических видов. И национальные государства не были заранее предопределенной кульминацией развития этнических или культурных групп. Национализм — это не пробуждение и самоутверждение мифических, якобы естественных и заранее заданных сообществ. Это, напротив, формирование новых сообществ, соответствующих современным условиям, хотя использующих в качестве сырья культурное, историческое и прочее наследие донационалистического мира. Точка зрения Геллнера на национализм рушит и отрицает его (национализма) собственное представление о себе. И Геллнер делает вывод, что национализм - это очень мощная сила, хотя, возможно, не исключительная и не непреодолимая.

Национализм выдвинул новый принцип: государственные границы должны совпадать с границами культурного ареала, языка с границами проживания нации.

Суть национализма — в приобщении, причастности, принадлежности именно к высокой письменной культуре, охватывающей население всей политической единицы и обязательно соответствующей тому типу разделения труда и способа производства, которые лежат в основе данного общества.

В пятом разделе своей книги Геллнер возвращается к понятию нация. Нации действительно могут определяться на основании, как доброй воли, так и культуры и на основании их совпадения с политическими единицами. В этих условиях люди желают быть политически едиными со всеми теми, и только с теми, кто принадлежит к той же культуре. Соответственно государства стремятся совместить свои границы с границами своих культур и защищать и внедрять свои культуры в пределах своей власти. Слияние доброй воли, культуры и государства становится нормой, причем нормой нелегко и нечасто нарушаемой. Именно национализм порождает нации, а не наоборот.

Национализм, по мнению Геллнера, — совсем не то, чем он кажется, и прежде всего национализм — совсем не то, чем он кажется самому себе. Культуры, которые он требует защищать и возрождать, часто являются его собственным вымыслом или изменены до неузнаваемости.

Основной обман и самообман, свойственный национализму, состоит в следующем: национализм, по существу, является навязыванием высокой культуры обществу, где раньше низкие культуры определяли жизнь большинства, а в некоторых случаях и всего населения. Это означает по­всеместное распространение опосредованного школой, академически выверенного, кодифицированного языка, необходимого для достаточно четкого функционирования бюрократической и технологической коммуникативной системы. Это замена прежней сложной структуры локальных групп, опирающихся на народные культуры, которые воспроизводились на местах — и в каждом случае по-своему — самими этими микрогруппами, анонимным, безличным обществом со взаимозаменяемыми атомоподобными индивидами, связанными прежде всего общей культурой нового типа. Вот что происходит на самом деле.

Национализм обычно борется от имени псевдонародной культуры. Он берет свою символику из здоровой, простой, трудовой жизни крестьян, народа. Есть определенная доля истины в националистической самооценке, когда народ управляется чиновниками другой, чужой высокой культуры, гнету которой должно быть противопоставлено прежде всего культурное возрождение и в конечном счете война за национальное освобождение.  Он возрождает или создает собственную высокую (обладающую письменностью, передающуюся специалистами) культуру, которая имеет определенную связь с прежними местными народными традициями и диалектами.

Геллнер выделяет собственную типологию национализма на основе двух факторов: фактора власти и фактора образования. Одни имеют власть, а другие — нет. Понятие образования включает в себя ту сумму навыков, которая позволяет современному человеку занять любое положение в обществе и дает ему возможность, если можно так выразиться, легко держаться на плаву в культурной среде подобного типа. Это скорее некая совокупность признаков, а не их строгий перечень: его составные части могут не зависеть друг от друга. Главная роль здесь отводится грамотности.

На основе сочетания этих двух факторов Геллнер выделяет четыре определённые возможности. Каждая из этих четырёх возможностей соотносится с реальной исторической ситуацией.

1) образование доступно только тем, кто у власти, и они используют свою власть, чтобы удержать монополию на это право (это соответствует в целом раннему периоду индустриализации);

2) или, напротив, образование доступно и тем, кто у власти, и всем остальным (относится к позднему индустриальному обществу);

3) или образование доступно всем (или некоторым из них), а власть предержащие его лишены (такая ситуация не столь уж абсурдна, невозможна и нереальна, как это может показаться на первый взгляд);

4) или, наконец, как это иногда случается, ни тем, ни другим не доступна такая возможность, или, проще говоря, и имеющие власть и те, против кого они ее используют, являются невеждами, погрязшими, как сказал Карл Маркс, в «идиотизме деревенской жизни». С такой вполне допустимой и реальной ситуацией человечеству приходилось встречаться на протяжении своей истории. Не исключена она полностью и в наши дни.

Далее Геллнер вводит в приведённую классификацию наиболее существенный с точки зрения национализма элемент: однородность или неоднородность культуры. В результате получается восемь возможных ситуаций:

1) ранняя индустриализация без этнического ускорения

2) национализм «габсбурского» типа (направлен на восток и на юг)

3) зрелая однородная индустриализация

4) классический либеральный западный национализм            

5) декабристская революционная, но не националистическая ситуация       

6) национализм диаспоры      

7) нетипичная донационалистическая ситуация

8) типичная донационалистическая ситуация

Автор анализирует каждую из них и получает, что пять из восьми ситуаций, предложенных данной моделью, оказались ненационалистическими (1, 3, 5, 7,8). Строка 1 относится к классическому раннему индустриализму, когда и власть, и доступность образования сосредоточены в чьих-либо руках, но здесь лишенные прав не отличаются в культурном отношении от имеющих их, и, соответственно, это не имеет никаких или, во всяком случае, значимых последствий. Строка 3 относится к позднему индустриализму с общедоступным образованием и отсутствием культурных различий; здесь еще меньше оснований предполагать конфликты, чем на строке 1. Строка 5 также не создает ситуации появления националистических проблем и противоречий. Слабая в политическом отношении подгруппа имеет преимущества в области экономики и образования, но, будучи неотличимой от большинства, может не привлекать внимания. Строки 7 и 8 также не имеют отношения к националистической проблематике, но совсем по другой причине. В обоих случаях вопрос доступности новой, высокоразвитой культуры, являющейся предварительным условием изменения стиля жизни, и возможности воспользоваться его преимуществами вообще не возникает. Здесь она не доступна одним больше, чем другим.

Таким образом, в книге «Нации и национализм» рассматривается три типа национализма.

Первый можно определить как «классический габсбургский». По этой модели те, кто у власти, имеют преимущества в доступности центральной государственной высокой культуры, к которой они действительно принадлежат от рождения. Лишенные власти лишаются также и возможности получить образование. Для них доступны или для части из них доступны народные культуры, которые с большим трудом и с помощью настойчивой пропаганды могут быть превращены в новую высокую культуру, противопоставляющую себя старой, независимо от того, имеется ли у нее реальное или вымышленное прошлое, связанное с исторической политической единицей, якобы когда-то построенной на основ t той же культуры или одного из ее вариантов. Этой задаче весьма охотно отдают свои силы деятели из числа наиболее сознательных представителей данной этнической группы, и, если обстоятельства позволяют, эта группа основывает собственное государство, которое поддерживает и оберегает новорожденную или возрожденную культуру.

Второй тип:  у одних есть власть, у других нет. Различия совпадают и выражаются так же, как культурные. Различий в доступности образования нет. Данный национализм унификаторского рода действует во имя распространения высокой культуры и нуждается в «политической крыше». Реальная историческая ситуация, которой соответствует эта модель, — это национализм периода объединения Италии и Германии XIX века.

Третий тип национализма Геллнер называет национализмом диаспоры. Речь идет об этнических меньшинствах, лишенных политических прав, но не отсталых в экономическом отношении (и даже наоборот), следовательно, приобщенных к «высокой культуре». Проблемы общественных преобразований, культурного возрождения и обретения территории, неизбежность столкновений с враждебностью тех, кто претендует или претендовал на эту территорию ранее. Иногда опасность ассимиляции заставляет сторонников ненационалистического решения отстаивать свою точку зрения.

В разделе «Будущее национализма» Геллнер говорит  о том, что  лишь в редких случаях там, где есть почва для активизации национализма, способного связать болезненные противоречия времени с жизнеспособными потенциальными государствами, удается избежать обострения. Нарастающая волна модернизации захлестывает мир, заставляет почти каждого в тот или иной момент ощутить на себе несправедливость обращения с собой и увидеть виноватого в представителе другой «нации». Если вокруг него соберется достаточное количество таких же жертв, принадлежащих к той же нации, что и он сам, рождается национализм. Когда этот процесс идет успешно, а это происходит далеко не всегда, рождается нация.

Существует еще и элемент экономической рациональности в политической системе «побочных границ», которые национализм порождает в современном мире. Территориальные границы прочерчиваются и закрепляются законом, в то время как различия в статусе никак не отмечены и не подкреплены, а скорее скрываются или отрицаются. Совершенно очевидно, что развитые экономические системы могут поглотить и затормозить развитие зарождающихся экономик, если они не находятся под надежной защитой собственного государства. Поэтому националистическое государство защищает не только культуру, но и новую, подчас хрупкую экономику.

Геллнер предполагает, что национализм в ближайшем будущем будет видоизменяться. Как уже отмечалось, он достигает стадии наиболее острых противоречий в момент, когда пропасть между населением, объединившимся на индустриальной основе, имеющим политические и образовательные права, и теми, кто стоит у порога новой жизни, но еще не вступил в нее, достигает наибольшей величины. По мере продолжения дальнейшего экономического развития эта пропасть уменьшается.

Если свобода международного передвижения станет общей для всех, проблема национализма перестанет существовать или, во всяком случае, коммуникативные разрывы, вызванные культурными различиями, утратят свое значение и прекратят создавать националистическую напряженность. Национализм как вечная проблема, как дамоклов меч, занесенный над любой политикой, осмеливающейся не признавать националистические требования совпадения политических и культурных границ, будет уничтожен и перестанет быть постоянной и опасной угрозой. В этой воображаемой всеобщей целостности изначально однородной индустриальной культуры, разделяющейся лишь при помощи языков, имеющих фонетические и формальные, а не семантические различия, эпоха национализма останется в воспоминаниях.

Но Геллнер не верит в то, что это произойдет. Он склоняется к точке зрения Дж. Ф. Ревеля: «Народы не похожи друг на друга. Не были они одинаковыми в бедности, не будут одинаковыми и в роскоши».

Необходимость всеобщего индустриального производства, единой фундаментальной науки, сложных интернациональных контактов и прочных продолжительных связей, несомненно, обусловит в значительной мере мировое взаимодействие культур, которое мы отчасти уже наблюдаем. Это предотвратит невозможность общения, возникающую под воздействием культурных различий—этого главнейшего фактора, влияющего на обострение отношений между привилегированными и менее привилегированными. Трудно представить себе две крупные, политически значимые, независимые культуры, сосуществующие под одной политической крышей и доверяющие единому политическому центру осуществлять управление ими обеими с полной и даже равной беспристрастностью.

Националистическое требование соответствия политической единицы и культуры и впредь с небольшими и несущественными исключениями будет оставаться в силе. В этом смысле не приходится думать о том, что эпоха национализма придет к концу.

Геллнер говорит о том, что можно ожидать, что острота националистического конфликта ослабеет. Его обострение—результат социальных неравенств, вызванных ранним индустриализмом и неравномерностью распределения.

Говоря о националистической идеологии, Геллнер указывает на то, что страдает от пронизывающей ее ложной значительности. Ее мифы извращают реальность.  Он приводит ложные теории национализма:

1. Он представляет собой нечто естественное, само собой разумеющееся и зарождающееся само по себе. Если он отсутствует, то лишь по причине насильственного подавления.

2. Это искусственная последовательность идей, которые никогда не были достойны того, чтобы их высказывать, и возникли вследствие неудачного стечения обстоятельств. Политическая жизнь даже в индустриальных обществах может обходиться без него.

3. Теория «ложного адреса», одобряемая марксизмом. Подобно тому как некоторые мусульмане, крайние приверженцы шиизма, утверждали, что архангел Гавриил допустил ошибку, поведав Послание Мухаммеду, в то время как предназначено оно было Дли, так и марксисты в принципе любят считать, что историческая тенденция или человеческое сознание допустили чудовищную оплошность. Послание, призванное разбудить классы, в результате какой-то почтовой ошибки было доставлено нациям. И теперь революционные деятели обязаны убедить ошибочного получателя, что ему необходимо переадресовать послание, а заодно и те чувства, которые оно возбуждает тем, кому оно предназначалось в действительности. Нежелание полноправного адресата и адресата незаконного подчиниться требованиям этих деятелей вызывает их сильное недовольство.

4. Теория «темных богов»: национализм — это возрождение атавистических сил крови и территории. Этот взгляд часто поддерживают и сторонники и ненавистники национализма. Первые считают эти темные силы жизнеутверждающими, вторые — варварскими. В действительности человек эпохи национализма не хуже и не лучше людей других эпох. Преступления, совершаемые им, сродни преступлениям других времен. Они просто больше бросаются в глаза именно из-за того, что стали более страшными, и из-за того, что совершаются с помощью более мощных технологических средств.