Социологическая школа

Лето 2009 "Do Kamo" Осень 2009 "Социология русского общества" biblioteque.gif

Ссылки

Фонд Питирима Сорокина Социологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова Геополитика Арктогея Русская Вещь Евразийское движение

ЦКИ в Твиттере ЦКИ в Живом Журнале Русский обозреватель

Лекция №2 Режимы воображения, логос и этносы (Глубинное регионоведение), проф. Дугин

07.04.2009
Александр Дугин Я проехал всю Швецию от Стокгольма до Мальме, но ни одного шведа не видел; видел только одних сербов, которые плясали сербские танцы, пели песни. Сербы в Швеции остаются сербами. У них более диурническиая идентичность (они держат рестораны, водят такси, женятся на шведках или выходят замуж за шведов, но остаются сербами, в первую очреедь сербами – подчас ездят воевать за Сербию в Боснию, Хорватию, Косово и снова возвращаются в Швецию, чтобы оставаться в ней сербами). Любой русский, живущий за границей, будет немедленно изображать из себя француза, американца, аргичанина, будет стремиться быть еще большим «французом», «американцем» и «англичанином», чем сами французы, американцы или англичане. От своих соотечественников за рубежом русский будет сторониться. Почему? Потому что в русских доминирует феминойдный ноктюрн, который становится на сторону другого, забывая о себе.

Вторая лекция профессора Александра Дугина, прочитанная в Южном федеральном университете в рамках курса "Глубинное регионоведение".

Ассиметрия между диурном и ноктюрном

Смысл различия между режимом диурна и режимом ноктюрна заключается в том, что режим диурна смерть и время ставит на противоположную от себя сторону, смотрит им в лицо и говорит, что это абсолютное зло. Таким образом, сам режим ноктюрна и стремление поступить как-то иначе, чем диурн, с проблемой смерти и времени, с точки зрения режима диурна, попадает в категорию зла. Поэтому режим диурна, борясь со всеми видами смерти и времени, борется и с самим режимом ноктюрна. Это обстоятельство, согласно социологии глубин, составляет одну из главных причин психических расстройств и культурных, социальных дисфункций. Режим диурна выносит отрицательные вещи – смерть и время – по ту  сторону от себя и наделяет их монструозными чертами. Режим дня выступает против ночи и, соответственно, против того, что находится внутри ночи. Все, что находится внутри ночи, для режима дня представляет собой абсолютное зло.

Но совершенно не так все происходит, с точки зрения ноктюрна. Мы, наверное, уже можем догадаться, что здесь нет прямой симметрии. Для режима диурна ночь – это враг. А для режима ноктюрна никакого врага принципиально нет. Он стремится либо релятивизировать в драматическом комплексе архетипов эту вражду, либо вообще снять ее в мистическом нутритивном (дигестивном) режиме.

Между двумя типами архетипов, которые связаны, с одной стороны, с режимом диурна, обостряющим и разделяющим все, и режимом ноктюрна, который, наоборот, стремится, все либо релятивизировать, сделать относительной, либо от нее укрыться через мимикрию и имитацию, возникает асимметрия. И вот здесь следует высказать одно важное соображение: ночь может существовать без дня. Ночь, существует сама по себе, в ней не видно различений.

Днем же все различия видны. Эта асимметрия чрезвычайно важна для того, чтобы понять структуру человеческого воображения, структуру культур, фольклора, религий, социальных, политических институтов и процессов любого масштаба – от глоабльных до региональных и локальных.
 
Антифраза и уменьшительность

Одной из классических крайних фигур крайнего эвфемизма в риторике является фигура антифразы. Антифраза – это когда, например, человек увидит карлика и говорит: «подрос ты здорово, продолжай в таком же духе и дальше». Вместо того, чтобы назвать карлика карликом, он называет его некарликом. Или когда человека выгнали с работы, лишили зарплаты, оставили без средств к существованию, ему говорят: «Ну, тебе повезло, теперь ты заживешь!». Вот это антифраза. Она чаще всего используется иронически.

Но в данном случае для социологии глубин неважно, почему мы называем карлика некарликом - из иронических ли побуждений или из каких-то других. Самый главный момент здесь в том, что в режиме эвфемизма, и особенно в режиме антифразы, происходит приручение отрицательных явлений.

Режим ноктюрна еще характеризуется следующей стратегией – использованием операции уменьшения, «лилипулитизации». Если в режиме диурна все приобретает гротескно огромные черты – великаны, небоскребы, то в режиме ноктюрна, напротив, все уменьшается. Это режим матери, которая держит ребенка на своих руках. Миниатюризация предметов. Например, легенда о мальчике-с-пальчике. Огромное количество сюжетов, где фигурирует что-то совсем небольшое, мужичок-с-ноготок, грибок, сучок, стручок, горошинка, дюймовочка и т.д. – характерный признак режима ноктюрна.

Также к режиму ноктюрна принадлежат уменьшительно-ласкательные суффиксы – коробочка, человечек, Вовочка, Леночка и т.д. Если вы сталкиваетесь с навязчивым употреблением уменьшительно-ласкательных суффиксов, вы имеете дело с режимом ноктюрна. И наоборот, если есть тенденция к преувеличению – чудище, человечище, волчище и т.д, это как правило верный признак диурна.

Бездна и чаша

Для диурна характерны также образы, которые связаны с падением. Это падение, как таковое -- особенно падение в бездну, резко вниз, вдоль отвесной стены. Мы часто видим эту ситуацию в американских фильмах. Если вы обратите внимание, в русских фильмах очень редко кто-то куда-то несется, а тем более, падает. А если вы посмотрите американские, в них обязательно кто-то да падает. Хоть раз. Либо что-то падает и бьется. Не так важно, что это, или кто это – в любом случае проявляет себя образ бессознательного. В русских фильмах, даже в сегодняшних «либеральных», очень редко предметы, а тем более люди, падают вниз, в пропасть, срываясь, скажем, с десятого этажа. А в американских все летят. Это признак катаморфности системы символов, которые работают в режиме диурна. В режиме диурна герой постоянно сталкивается с бездной. Он должен либо лететь, либо низвергнуться вниз. А вот в режиме эвфемизма бездна начинает выступать в форме чаши. Образ один и тот же. Ночь, там женское начало, как  иное, нежели мужчина (или субъект). Но диурн воспринимает это как гигантскую зияющую бездну (преувеличивая), а ноктюрн уменьшает бездну до чаши.

Если кто-то кому-то дарит чашку, например, на день рождения или в качестве подарка к празднику, надо понимать, что вам дарят бездну, но бездну в режиме ноктюрна, бездну прирученную, бездну, которую ласково назвали «чашкой». То есть ее эвфемизировали, вплоть до антифразы.

То, что является объектом ужаса, ненависти и преодоления в режиме героического диурна, в режиме ноктюрна (в режиме царства матерей) представляет собой небольшие компактные предметы, которыми можно завладеть, поставить в шкаф, которые могут стать своими, и тем самым, их острота и отчужденность, опасность и риск, в них заложенные, снижаются и испаряются.

Болезнь – это здоровье

Режим эвфемизма постоянно проявляется в языке, на котором мы говорим, встречается в семантике многих понятий, которыми мы пользуемся, не задумываясь об их значении и происхождении. Вот яркий пример того, о чем идет речь, - слово «болезнь».

Слова «болезнь», «боль» произошли от слова «большой», «болий», то есть «здоровый», «полноценный», «хороший». Изначально это был эвфемизм. «Здоровьем» называли его отсутствие. Боль (страдание) названа отсутствием боли (страдания). Болезнь названа здоровьем. Это типичный эвфемизм, который стремится заручиться поддержкой противника, врага, войти в альянс с источником болезни, привести его на свою сторону, ускользнуть от жесткого героического противостояния. Оказывается, в словах, в корнях привычных русских слов сплошь и рядом наличествует прямо противоположное значение. Здесь мы сталкиваемся с субститутом понятия, которое было слишком страшным и опасным, чтобы его откровенно упоминать. Только знахари и волхвы знали такие «героические» диурнические названия болезней, которые бытовали в старорусском мире. Как, например, «огневица» (жар, лихорадка) или двенадцать сестер-демомонов (12 «трясовиц») и т.д. Поэтому все болезни имели свое собственное название. Но назывались они совокупно эвфемизмом - здоровьем. Если человек больной, значит, здоровый, то есть большой, цельный. Это одновременно и пожелание ему выздороветь и субститут собственного имени болезни.

Стокгольмский синдром

Основные образы диурна – это падение, стрела, свет, восхождение, взлет, полет. Когда мы во сне летаем или стремительно взбираемся куда-то, это означает, что нас захватывают классические образы диурна. И, напротив, в ноктюрне преобладает фигура женщины, матери, чуство комфорта, ощущение  мягкости, ритмические колебания, образы воды и земли. Сюда же относятся смутные едва различимые пейзажи, и эвфемизация, уменьшение всех предметов до умаленных, безобидных, нейтральных явлений.

Различие режимов четко фиксируется на отношении к врагам. Ноктюрн испытывает к врагам неуместные в ситуации друг-враг чувства. Безразличие, невнимательность, игнорирование, иногда неуместная жалость или даже  становление на их сторону (предательство, коллаборационизм). Так называемый «стокгольмский синдром» - типичное проявление режима ноктюрна.

«Стокгольмский синдром» – это ситуация, когда террористы захватывают заложников, а те  в свою очередь начинают помогать террористам осуществлять их замысел. Отчасти это связано с тем, что в рамках диурна – то есть с ясным сознанием и прямолинеными чувствами -- очень сложно вынести напряжение, когда человек становится заложником злой и превосходящей его возмодности силы, способной сделать с ним все, что угодно. Для того, чтобы смягчить это состояние, заложник переходит на сторону террористов – переключая диурн на ноктюрн.

Воинский диурн: укрепление «я»/разделение мира
 
Есть типичные психические явления, которые связаны с этими режимами. Они формируют, если говорить о патологических случаях, ряд специальных психиатрических диагнозов, которые могут быть разделены по модели диурн – ноктюрн. Если говорить о здоровых людях – это просто определенные психологические склонности.

Здесь очень важно обратить внимание на то, что, действуя в рамках режима диурна, человеческое существо разделяет окружающий мир и укрепляет собственную идентичность. То есть эго человека, его «я» становится все более и более крепким. А внешний мир все более и более разделяется на детали, фрагменты, части. Укрепляя свою собственную идентичность, человек в рамках диурна расчленяет внешний мир, практически анатомирует его. Он видит все больше и больше различий вовне  и все меньше и меньше -- внутри.  Человек становится волевым, эгоистичным, жестким, механистичным, рациональным. Это эгоизм не потребеления, а навязывания, эгоизм власти. Диурн не тянет к себе (это как раз лело ноктюрна), но излучает  волю и приказы вовне. Люди диурна -  люди активные.

Самый яркий пример – воинская каста. Воинская каста традиционных обществ, особенно древних, представляла собой классические формы режима диурна. В частности, можно вспомнить Кухулина, героя кельтских преданий, который, когда бился с врагами, то впадал в раж, уже ничего не видел перед собой, уничтожал все на своем пути. И для того чтобы его остановить, когда уже бой закончился, то, во-первых, выводили женщин, чтобы он на них посмотрел, а потом окунали его в бочку, в воду, (опять-таки режим ноктюрна). Постепенно героическое горение, властный воинственный жар сходили на нет. Вот это классический пример архетипа воина. Диурн -- это королевско-воинская направление, героический тип. 

Важно отметить, что, с точки зрения психологического устройства, человек режима диурна укрепляет свое «я» и разделяет внешний мир.

Материнский ноктюрн: рассеивание «я»/склеивание мира

В режиме ноктюрна все происходит строго наоборот. Здесь происходит стремление связать внешний мир, начинает работать мистическая интуиция (поэтому называется мистическим режимом у Жильбера Дюрана). В режиме ноктюрна человек соединяет предметы внешнего мира, но при этом расчленяет собственное эго. Эго рассеивается по предметам, по вещам. Мир становится клейким, вязким, одно обязательно связывается с другим во внешнем мире. Человек становится на сторону объекта. Это развертывается в мифе, в психологии, в бытовом поведении, во снах, в языке.  Внешний мир становится добрым, женским, обволакивающим, проблемы решаются заклинаниями, уговорами, часто способами «магическими», «волшебными», то есть сами собой. В основе - интуиция единства мира.

Если в режиме диурна мир раскалывается, а субъект консолидируется, то в режиме ноктюрна, наоборот, раскалывается, рассеивается субъект и склеивается мир. Он менее концентрирован на своем эго, менее рационален, менее эгоистичен. Он более готов как-то пойти навстречу другим, солидаризоваться с внешними импульсами, с компанией. Это очень социальное явление – режим ноктюрна, потому что здесь одно легко перетекает в другое. Мир соединен, человеческое «я» не слишком настаивает на себе, готово выслушать другого, готово встать на сторону другого, готово быть в каком-то смысле альтруистичным.

Эти два режима очень похожи на описание мужского и женского начал. В режиме диурна мы видим проявления мужских типов - воины, эгоисты, люди, сосредоточенные на самих себе, но расчленяющие, ломающие все вокруг. В режиме ноктюрна мы видим женскую, материнскую мягкость, понимание, любовь, интимность, деликатное и сочувственное вхождение в другого, в окружающий мир, в детей. Женщина носит ребенка в себе, поэтому у нее есть опыт того, как другое существо находится внутри нее, едино с ней.

Архетипы и анатомический пол

Дальше мы сталкиваемся с довольно неожиданным и инетересным обстоятельством. Когда социологи и психологи (в частности, однофамилец Жильбера Дюрана – Ив Дюран) стали статистически изучать структуры воображения реальных (анатомических, физиологических) мужчин и женщин, обнаружилось, что прямой связи между режимами бессознательного и полом человека, которого тестировали, не обнаружили. Оказалось, что эти образы живут сами по себе. Они пребывают в бессознательном, предопределяясь не столько полом, сколько некой внутренней логикой связи определенных символов, установок, мифологических траекторий.

Мы могли ожидать, что в тесте измерения архетипических параметров, женщины будут отвечать образами уменьшенными, смягченными, смазанными, расплывчатыми, гладкими (ноктюрн), а мужчины – резкими, изломанными, гигантскими, конфликтными (диурн).  Но огромная работа, проводимая в течение 40 лет исследователями имажинэра, показала, что никакой связи между архетипами и полом нет. Образы, архетипы и режимы имеют половой характер, но к реальным полам они относятся произвольно. Это привело социологов глубин к нескольким важным выводам.

Во-первых, между этими режимами могут быть переключения. В некоторых случаях мужчины, равно как и женщины, действуют то в режиме диурна, то в режиме ноктюрна. Режим не связывается раз и навсегда ни с полом, ни с личностью. Он связан только в рамках совокупности символов, архетипов, образов и соответствующих им импульсов бессознательного. Во-вторых, сплошь и рядом женщины именно, которые социально и культурно в условиях фактического патриархата живут в режиме ноктюрна, куда их помещает социум, внутри себя носят гораздо больше героического и даже культивируют это героическое, нежели можно было бы подумать. Эта компенсаторика существенно выравнивает статистику соотношений мифологического пола и пола физиологического. И, наконец, симметричное явление можно заметить при тщательном психоанализе мужчин – многим из них чрезвычайно трудно носить социальную маску воина, и их психика тяготеет к женским архетипам. Изменение общественной морали и смягчение отношений к гомосексуалистам позволяет все большему количеству мужчин признать открыто свою нетрадиицонную ориентацию (то есть свой ноктюрн). В американской социологии публичное признание себя гомосексуалистом называется специальным термином «coming out».

Феминоиды и мускулиноиды

Чтобы корректно и систематически описать эту рассогласованность социология глубин вводит два понятия – «феминоид» и «мускулиноид». Мускулиноид – это не физиологический мужчина, а феминоид – это не физиологическая женщина. Феминоид – это женоподобная совокупность образов и знаков, это ноктюрн в его автономном состоянии, пространство и время невест и матерей, собранное в одном сконцентрированном выражении. Мускулиноид – это аналогичная, но только мужеподобная совокупность.

Мускулиноиды и феминоиды, как типы или как регитсры бессознательного, распределяются по реальным полам в очень сложном соотношении. Мы не говорим, что это происходит вопреки полу. Мы не говорим также, что это происходит произвольно. С одной стороны, есть определенные закономерности распределения типов, которые характеризуют структуры бессознательного, структуры мифологических заданностей в связи с культурой, социальностью, историей, религией, этносом и т.д. А с другой стороны, аттрибуции феминоидов и мускулинодов к  физиологическому полу в разных социокультурных средах варьируются. Какая-то взаимосвязь в этой системе наличествует, но на сегодняшний момент исчерпывающих данных, которые могли бы выстроить однозначную статистическую модель этих соответствий, нет. Ясно лишь одно: пол мифологический и пол физиологический не являются автоматически тождественными практически ни в одной современной социокультурной общности.

Паранойики и маньяки диурна

Пока мы разобрали, как действуют режимы диурна и ноктюрна в относительно здоровом, нормальном существе. Но болезненная гипертрофия каждой из этих архетипических групп несет в себе психическое заболевание вполне определенного свойства.

Переразвитый режим диурна в мягкой, но уже патологической стадии влечет за собой неврозы. Так дуалистическое стремление подавляет ночные регионы бессознательного, которые атакуют сознание снизу, провоцируют невротические синдромы -- обсессии, истерии и т.д. По Юнгу, с неврозом еще можно совладать, так как рациональные ментальные системы функционируют в полную силу и способны справиться с импульсами из бессознательного. В тяжелой форме гипертрофия дируна дает паранойю. Склонность героического мифа рассекать объекты внешнего мира, разделять их проецируется на все вокруг – вплоть до внутренних состояний, и параноик опускается со своими сверхконсолидированным эго вглубь психики, где начинает вести себя по законам дня, хотя давно уже вступают в силу законы ночи. Больной начинает разделять и расчленять все окружающее (внутреннее и внешнее), вплоть до маньяков, которые расчленяют тела.

Есть нормативный, нормальный диурн, а есть патологический. Неслучайно воины любят войну, ищут стычки, битвы, драки, дуэли. Архетип воина принадлежит к диурну. В здоровом случае, как правило, воин, военный – это нормальный человек, который просто тяготеет к стихии войны. В патологическом случае мы имеем садиста, маньяка, изверга, тяготеющего к убийствам, насилию, издевательству, пыткам, получающим удовлетворение от терзания чужой плоти, вскрытию, расчленению. Но архетип один и тот же, это архетип разделения, режущего меча.

Ноктюрн и шизофрения

В патологических формах режима ноктюрна, напротив, преобладают различные формы шизофрении, когда у человека распадается «я» и появляются несколько «я», они рассеиваются, дробятся, разбегаются, а мир, напротив, склеивается, связывается. Ясно видно это у эпилептиков. Перед припадком страдающие этой болезнью не могут произнести слов, они не могут разделить слога и звуки. Семейство шизофрений и эпилепсий принадлежит режиму ноктюрна, а семейство параной и в более легкой форме неврозов суть патологии режима диурна.

Три кита социологии глубин

Вот так приблизительно устроено коллективное бессознательное. Оно обладает тремя группами архетипов, фундаментальных имагинативных схем, установок, которые предопределяют траектории множества психических и социальных процессов -  образование социальных институтов, структуру психики, поведенческие паттерны и т.д. Все социальное (рациональное, логическое, организованное, упорядоченное – относящееся к миру бодрствования) - государственное устройство и устройство общества – покоится на трех невидимых китах, на трех комплексах архетипов. Когда мы попадаем, например, в схему героического архетипа, то его внутренняя структура начинает нас увлекать за собой, довлеть над нашими выборами, над нашими реакциями, над нашими шагами, над созданием тех или иных социально-политических, экономических моделей. Существует автономная логика мифа диурна, автономная структура героических и постуральных  архетипов.

Точно также существует столь же увлекающая, затягивающая в себя структура ноктюрна - нутритивно-дигестивных «мистических» символов и драматических символов.

Доминация одного из этих трех начал или неравное сочетание некоторых из них, или, наконец, пропорции между всеми тремя - предопределяют культуру и социум, их глубинную матрицу. Социокультурная топика, в свою очередь, предопределяет государственно-политическое и экономическое устройство. Таким образом, имея в руках такой инструмент, мы можем более глубоко и точно – многомерно - анализировать процессы, которые протекают в нашем обществе на вполне конкретном уровне. К социологическому анализу добавляется «мифоанализ» (или юнгианский психоанализ, уточненный Дюраном), что позволяет добиться кристальнно точного описания и объемной и непротиворечивой интерпретации многих явлений, представляющихся, на первый взгляд, аномалиями и неразрешимыми парадкосами.

Мы начали изложение социологии глубин со схемы, где  рассматривали социальный логос и миф. Сейчас мы рассмотрим эту же схему на новом уровне. Мы представляли такую схему: Логос/Мифос. Знаменатель – это мифос, но это же и имажинэр. Структура мифоса совпадает со структурой имажинэра.  Структуру имажинэра мы разбили по трем группам. Теперь внимательнее рассмотрим, что такое логос?
Логос – это рациональная деятельность, которая конституирует полагает субъекты (сознание) и объекты (вещи), строго разделенные между собой, выстраивает между ними системы различных, описанных у Аристотеля отношений, укладывающихся в 4 основных закона:

•    закон  тождества (А=А),  
•    закон противоречия («A не есть не-A)»),
•    закон исключенного третьего («A или не-A») и
•    закон достаточного основания («A  истинно,  потому  что есть достаточное основание B»).

Все законы логики построены на жестком приницпе разделения, расчленения, разведения пропозиций по жестко структурированной, ясно и четко увиденной схеме. Не напоминает ли вам структура логоса вообще как таковая какой-то из трех режимов бессознательного, которые мы рассматривали?

Можно не гадать, это - дневной режим, диурн.  Конечно, диурн.

Итак, оказывается, что из трех групп архетипов (из двух режимов) воображения, один  – дневной режим выбивается на поверхность из знаменателя и порождает логос, рациональнсоть, логические структуры. Если мы доведем до конца диайретический характер героического мифа диурна, то в пределе мы получим уже не мифос, а логос.  Обратите, однако, внимание на то, что в структурной социологии является очень важным моментом: при всей близости мифологического режима диурна к логосу они не тождественны. Логос представляет собой лишь один из вариантов режима диурна. Режим диурна шире, он включает в себя иррациональное, то есть остается в первую очередь мифом. - Мифом со всеми его фундаментальными особенностями -- мифическими рассказами, символами, знаками, ролевыми заменами, повторениями, «мифемами». Логосом диурн становится только при определенных условиях и то не весь, а лишь его часть.

Логос появляется из режима диурна, из мифа, и выбирается в числитель. Ноктюрн же, как был в знаменателе, так он там и остается. Ноктюрн не поднимается вверх, и напротив, при подъеме мифа диурна остается как осадок, даже более того – заталкивается диурном еще глубже. Но, тем не менее, не весь диурн переходит в режим логоса. Часть его остается в знаменателе и развертывает свои структуры в бессознательном.

Рациональная культура, которая сложилась в Древней Греции и которая позже породила западноевропейскую цивилизацию, безусловно, вытекает целиком и полностью из режима диурна. Но изначально это была структура, воплощенная в мифах, обрядах, культах, в сложных метафизических теориях и отчасти она там и осталась. Логос в числителе и миф диурна в знаменателе – эта дробь представляет собой особый частный случай общей дроби логос/мифос. Ее более детальное рассмотрение очень поможет детальному анализу становления западно-европейской культуры и западно-европейского общества – как в философии, так и в науке, политике, обществе.

Дуалистический диурн в иранской религии

Приведем пример режима диурна, не приводящий к рационализму в европейском духе: это древне-иранская (позже зарастрийская) религия, где все жестко основано на дуализе. Эта религия, маздеизм, утверждает, что есть два бога – Ахура-Мазда (ормазд) и Ангро-манью (Ариман), они бьются не на жизнь, а насмерть. Ахура-мазда создает мир как световой порядок и иерархию, а Ангро-манью пытается его испортить. Это не удается в начале времен, но удается в конце, на последнем витке нисходящего цикла. Потом происходит финальная битва, появляется космический спаситель (Саошьянт) и власть Ахура-мазды восстанавливается.

Заметим, что древняя славянская (дохристианская) религия находилась под сильным влиянием иранской. Древними божествами славян были Чернобог и Белобог (позже Перун и Велес), которые друг с другом сражались, деля власть над двумя секторами Вселеной – дневной и ночной. В индуизме это описано как битва девов (богов)  и асуров (демонов).

Сама идея жесткой борьбы двух начал – дня и ночи, относится к режиму диурна. Эта борьба отражает диурнический импульс привносить во все дуализм (меч) и устанавливать первенство, иерархию, власть (скипетр).

Продолжение этого стремление ведет к логике и доминации рациональности. Но, конечно, в своем истоке этот импульс еще не является вполне рациональным.  До Платона и даже до досократиков (Гераклит, Парменид), прежде чем философы начинают оперировать в категориях рационального, этому предшествуют тысячелетия мифологической подготовке – подготовление почвы развертыванием эксклюзивно диурнических мифов. Логос (и логика) появляется из мифа о диурне, в качестве одной из его возможных моделей. Сам же диурн шире, чем логос и чем рациональность.

Диурн и индоевропейцы      

Исследования того, как происходило рождение рассудка из мифа, позволило ученым, социологам воображения понять и осознать глубинный процесс, развертывающийся в архаической культуре и постепенно приведший к возникновению современной цивилизации.

Во-первых, бросается в глаза то обстотяельство, что индоевропейские народы, по сравнению с другими, были приоритетно носителями мифа диурнического толка. В индоевропейской мифологии диурн и боги дневного света, чистого неба – однозначно доминировали. К индоевропейским («арийским») этносам относятся – древние германцы, кельты, славяне, греки, древние индусы, древние персы (сегодня их прямые потомки иранцы, осетины, таджики,  пуштуны), скифы и сарматы, (сегодня осетины) и т.д. В Средиземноморье, считающемся колыбелью современной западной культуры, лидирующую роль играли греки и позже римляне. Среди греков наиболее чистыми индоевропйецами были ахейы. Причем до ахейцев и до собственно римлян на этой территории проживали другие народы – пеласги, микенцы, сабиняне и т.д.

Поток индоевропейских ариев с 6 тысячелетия до нашей эры начинает распространяться по всей территории Евразии (одной из древнейших стоянок ариев, кстати, было  городище Аркаим, у нас в России на территории Челябинской области). Видимо именно от этой точки начался древнейший раскол среди индоевропйеских племен на протоиндусов и протоперсов.. Славяне как индоевропейский народ, в области мифов, легенд, преданий, языка имеет множество связей с этим арийским пластом, что сохранилось в эпосе, в фольклоре, в плстах бессознательного.

Индоевропейский протоэтнос (индоевропейская раса) породили разнообразные культуры, доминировавшие от западных до восточных границ Евразии. На Востоке крайняя точка - это Индия, это индоевропейская культура, где арии смешались с местным населением, но транслировала им арийские мифы и социокульутрные парадигмы.

Индоевропейские социальные институты и мифы приоритетно изучались крупнейшим европйеским антропологом и социологом Жоржем Дюмезилем. Это очень важный, ключевой для нашего курса автор. Наравне с таакими авторами как философы Рене Генон, Юлиус Эвола или социолог Луи Дюмон.

Индоевропейские народы являются приритеными носителями мифа диурна. Все плюсы и минусы, которые мы видим в режиме диурна – рациональность и паранойя, морализм и подавление, героизм и воинственность, упорядоченность и насилие – суть результаты развертывания мифологических архетипов, котрые свойственны именно индоевропейцам.

При этом интересно, что куда бы ни приходили индоевропейцы, чаще всего они сталкивались с локальными культурами ноктюрна и на них накладывались. Из синтеза культур диурна (индоевропейцы) и культур ноктюрна (местные культуры Евразийских этносов) складывались все известные нам общества, которые постепенно заложили основу современным институтам.

Дюмезиль разбирает культы Древнего Рима и показывает, что там существовало два типа божеств, изначлаьно относившихся к разным этническим группам. Верховные боги – Юпитер и Марс, боги власти/порядка (скипетр) и войны (меч) были богами собственно римлян, считавших себя потомками троянцев (Язона). Эти боги были богами высших каст жрецов светлого неба (фламены) и военной аристократии. В общеримский пантеон были добавлена и третья категория богов, изначально связанная с местным населением Лации – сабинянами. Это были боги изобилия, богаства, усепха, земли, сельскохозяйственного производства. Это были боги ноктюрна, представленные богом Квирином и символом рога изобилия (или чаши), а также богиней Фортуной.

Можно сопоставить эти две группы с двумя полами – мужским и женским. И действительно, в классической истории о похищении собинянок римлянами, вошедшей во все европейские хрестоматии изучения латыни с древних времен и остающейся там по наши дни, мы видим мужчин-римлян отбирающих себе хитростью и силой жен-сабинянок. Но эта легенда описывает скорее баланс феминоидных и мускулиноидных начал в каждой из соответствующих культур, а не собственно анатомические полы. По одной из реконструкций древних индоевропейских обществ (Й.Бахофен, Г.Вирт) жречество в них было делом исключительно женщин, жриц, пережитки чего мы видим в институте весталок. Но тип весталок и индоевропейских жриц (как в случае другой касты воинов – валькирий, амазонок или иранских «фраваши») был именно мускулиноидным. Это были женщины-мускулиноиды. И наоборот, сплошь и рядом культы Великой Матери осуществлялись жрецами-мужчинами, иногда кастратами, то есть феминоидами. Показательна в этом симысле история о подкупе предводителем сабинян Титом Татием весталки Тарпии (с помощью чего ему удалось захватить Капитолийский холм). Мужчина-феминоид (собиняниский царь Тит Татий) соблазняет женщину-мускулиноида (римскую весталку Тарпию) по логике феминоидных ценностей (богатство, деньги, материальные балага), заставляя ее отречься от мускулиноидных ценностей (честь, мораль, верность, аскеза, свет).

Режим диурна не связан, таким образом, напрямую с патриархатом и матриархатом, но связан с доминацией мускулиноидного начала. В  патриархальной культуре индоевропейцев имели свое социально-религиозное место мускулиноидные женщины, и подчас, они занимали привилигированное положение в социальной иерархии.

И наоборот, бывали феминоидные культуры, такие как доарийские культуры Средиземноморья, пеласгийские культуры, карфагенская семитская культура, где был патриархат, но патриархат феминоидный, основанный, а на торговле, обмене, извлечении выгоды, то есть, на занятиях теми вещами, которые, собственно говоря, не принадлежали к занятиям, почитавшимся достойными в культуре диурна.

Из этой изначлаьнй индоевропейской модели постепенно складывается представление о европейской аристократии, которая состоит из двух высших сословий. Высшим сословием классического европейского общества вплоть до XIX  -- начала XX века в России были представители светской аристократии, дворяне, потомки бояр или получившие дворянство за подвиги и славные деяния, и жреческое сословие - священники. Они представляли собой последних институциональных носителей мифа о диурне. А третье сословие, буржуа, капиталисты, а также ремесленники и примыкавшие к ним труженики и крестьяне, в индоевропейских культурах относилось к представителям ноктюрна. Мифы простонародья всегда существенно отличались от героических мифов высших сословий.

Героический эпос в русских былинах, это классическая форма издания мифа о диурне. Но если мы копнем глубже в бессознательное русского народа, то там мы встречаемся с совершенно другим регистром мифологии, с другим регистром сюжетов. Они принадлежат уже к иной области коллективного бессознательного и находятся под знаком ноктюрна, под знаком Великой Матери («мать сыра-земля»). Русские народные сказки фундаментально отличаются от русских былин и героических легенд, поскольку принадлежат к разным режимам, там действуют разные персонажи, у них разная мифологическая логика. Соответственно, это различие в устройстве бессознательного между социальными слоями и влияние разных регистров бессознательного на социально-политические институты, сказываются в полной мере не только в истории, но и в современном российском обществе.

История и география русского имажинэра

Теперь перейдем собственно к русской истории и к русской географии воображения, воображаемой географии.

Не оставляет сомнений, к какому типу принадлежит русская культура в целом с ее классическими главными темами, главными субъектами и главными моделями толкования мира. Совершенно очевидно, что русская система воображения, русский имажинэр, принадлежит к приоритетному режиму ноктюрна. Эта особенность, впрочем, не является исключительным свойством русского имжинэра среди большинства индоевропйеских народов, в целом тяготеющих к диурну. Кроме славян есть и  иные арийские народы, – кельты, тохары, поздние формвы индийскоой культуры (после смешения с аборигенами Индостана – по большей части с черными дравидами), также тяготеющие к пробледанию ноктюрна. В германской и скандинавской мифологии народы ноктюрна (хлеборобы, миротворцы и колдуны) описываются как ваны, противостоящие диурническим (воинственным, агрессивным)  асам.

Германская мифология подчеркнуто диурническая, героическая, и хотя у кельтов или у славян тоже есть богатыри и герои, тем не менее, значительно больше сюжетов здесь связано с сюжетами ноктюрна – перепитии диалектики животного мира (волк, лиса, заяц, медведь), спуск в подземное царство, встреча с бабой-ягой, попадание в дремучий лес и т.д. Влиятельные женские персонажи в славянском фольклере доминируют. Это является одним из ярких признаков феминоидности культуры. Доминанта русской культуры - феминоидная так же, как и у кельтской.

При этом здесь добавляется важный момент смешения древних славянх с фино-угорскими племенами, которые жили на территории России задолго до прихода славян. Сами древние славяне, возможно, в рамках всей индоевропейской культуры, все-таки были несколько ближе к феминоидам, чем к мускулуноидам (славяне – ваны, эстонцы так и называют русских до сих пор  -- «вэнэ»). А те, кто жили на территориях Средне-русской возвышенности до прихода славян, то есть преимущесвтено финно-угорские племена, представляли собой чисто феминоидный тип.

Хтонические и теллурические культуры по Лео Фробениусу

Этнолог и социолог Лео Фробениус  разделял все культуры на теллурические и хтонические. Это очень близкая типология к ноктюрну и диурну. Теллурическая культура – это культура горок, холмов, кургаанов, пирамид, а хтоническая - культура ям, нор, окопов, землянок. Теллурические народы организуют пространство через систему выпуклостей. Хтонические культуры копают норы, залезают туда, скрываются, прячутся, там живут и чувствуют себя прекрасно. Это – порядок вогнутустей, структура ям. Одни тянутся вверх, другие докапываются до глубин. Не верно считать, что одни «плохие», а другие – «хорошие», одни – «высшие», а другие – «низшие», это совершенно не правильно. Просто одни считают, что смысл в высоте, а другие - что смысл в глубине. Между ними резкое различие культурных архетипических конструкций.

Явно доминирующим мифом, доминирующим мифологическим режимом в России является хтонический – «выкопать яму». Хотя конечно, есть и элементы строительства, которые обращены вверх – терем, светлица, горница. Сейчас мы посмотрим, откуда они берутся.

Русское: в знаменателе женственность

Различение режимов чрезвычайно важно для понимания структуры русского общества, русского социума. Безусловно, доминантой воображения русского общества, русской культуры является ноктюрн, и причем, ноктюрн мистического толка со всеми вытекающими последствиями. Мы говорили, что драматический режим более связан с ритмом, с эротическим напряжением, с циклической попыткой включить противоположности в драматический диалог. Это явно ближе к итальянцам, грузинам, к аргентинцам, но только не к русским. Драматическая культура – тоже культура ноктюрна, но культура карнавала, культура бала, культура ритмических эротических напряжений, встреч и расставаний, круговращений, динамизма и перемещения. Возможно, первые славяне – путешественники, первопрходцы речных пространств, торговцы и освоители береговых пространств – имели эту ноктюрническую, но динамическую доминанту. Иначе как бы они освоили гигантские территории от Балкан до Урала, отнюдь не пустые, но населенные упорными и сложившимися этносами (правда, пребывающими приоритетно в редиме мистического ноктюрна, но тоже не всегда)?

И, тем не менее, постепенно русская культура постепенно переходит к режиму именно мистического ноктюрна, дадже к его крайней форме - это стремление докопаться до центра вещей, до сути. Отсюда представление о всеединстве мира - русская философия полна идеей всеединства. По сути, в русской культуре дело мы имеем дело с феминоидным знаменателем. Если говорить о двухэтажной формуле культуры – логос/мифос, то в знаменателе у нас чисто феминоидный тип. Многие русские философы и поэты говорили о «вечной женственности русской души». Александр Блок и Владимир Соловьев учили о России как о Софии, Премудрости божьей, «женской ипостаси Божества». Но в любом случае не было ни одного внимательного и серьезного исследователя России, который бы прошел мимо вот этой особенности русской культуры, русского настроя.

В «холодных», технических терминах социологии глубин Жильбера Дюрана, Дюмезиля, религиоведения Элиаде, психологии  Юнга, изучавших архетипы, устройство общества, структуру воображения, все приобретает такое менее поэтическое, но зато конкретное обозначение. В русской культуре в знаменателе находится феминоидно-мистический тип бессознательного, который готов сам принести в жертву свое «я» и размазаться по миру для того, чтобы его объединить, склеить, собрать воедино. Поэтому русским людям очень важно то, что происходит на Кубе, в Африке, в Никарагуа, в Анголе. Они легко жертвуют своими собственными интересами для интересов других. Таков глобальный, мистический, мессианский альтруизм. Русские прекрасно, пластично приобретают характер других народов. В какую этническую среду русского ни посади, он начинает тут же мгновенно мимикрировать. Это, кстати, совсем не само собой разумеется.

Сербская Швеция

Однажды я был в Швеции, меня туда пригласили живущие в Швеции сербы. Я проехал всю Швецию от Стокгольма до Мальме, но ни одного шведа не видел; видел только одних сербов, которые плясали сербские танцы, пели песни. Сербы в Швеции остаются сербами. У них более диурническиая идентичность – есть они сербы (они держат рестораны, водят такси, женятся на шведках или выходят замуж за шведов, но остаются сербами, в первую очреедь сербами – подчас ездят воевать за Сербию в Боснию, Хорватию, Косово и снова возвращаются в Швецию, чтобы оставаться в ней сербами).

Русские как глишроидный тип

Но не так будет, если вас пригласят представители русской диаспоры. Любой русский, который живет за границей, будет немедленно изображать из себя француза, американца, аргичанина, будет стремиться быть еще большим «французом», «американцем» и «англичанином», чем сами французы, американцы или англичане. От своих соотечественников за рубежом русский  будет сторониться, прятаться, пятиться. Если он услышит родную русскую речь, то, скорее всего, высокомерно поморщится. Почему? Потому что в русских доминирует ноктюрн, феминоидный ноктюрн, который становится на сторону другого, забывая о себе.

Отсюда пластичность, удивительная талантливость, одаренность русских людей, которые способны подражать, имитировать кого угодно, великолепные способности в музыке, в театре, в пластических искусствах. Русская культура, русское искусство являются непревзойденными в силу того, что для русского человека довольно легко перейти на сторону объекта, слиться с ним, погрузиться в него.

В Германии же, например, доминируют немецкая культура и немецкий стиль. Это - режим диурна, преимущественно героический стиль - в рациональном и нерациональном его аспектах. В любом случае, речь ли идет о артократии Вагнера и его героических мифов или о немецкой философии Канта, Гегеля, Лейбница, мы везде видим доминацию героических, различающих (иногда рациональных, иногда нет) начал. Русские же с огромным трудом отличают одно от другого, но не потому, что они глупы, а потому что у русских иная установка в знаменателе.

Мы такие, потому что мы, с точки зрения психологии, представляем собой глишроидный тип. Глишроидный тип - это тип, который вискозным образом склеивает предметы вокруг себя. Склеить, не отделить, а соединить, не различить, а слепить одно с другим - это огромная работа, которая без устали ведется на уровне бессознательного в нашем народе. Велась всегда.

Возможно, это связано с тем, что русский народ вплоть до начала XX века в основном жил в режиме мирного сельского труда. Основой современного (а тем более историчсекого) русского народа являются, как правило, потомки крестьян. Мы с вами - потомки крестьян или потомки ремесленников. То есть, мы принадлежим к тому, что можно отнести к  области Квиринуса в трехчастной системе Дюмезиля. Однако и другие народы живут под знаком Квиринуса, но делают из этого другие выводы и культуру свою структурируют иным образом. Поэтому присовение индекса фениодности и мистического ноктюрна русской культуре говорит о многом, но не обо всем.

Тем не менее, совершенно очевидно, что наличие в русском народе бессознательной доминанты ноктюрническо-феминоидного толка предопределяет нашу реакцию на все. Это утверждение, которое может казаться банальным или абстрактным, на самом деле является методологическим ключом к глубинному изучению социальных процессов, с которыми мы имеем дело. Почему, собственно, мы, русские люди, строим империю, почему у нас огромные пространства? И почему при этом мы видим, что у русских отсутствует инстинкт завоевателя? Посмотрите на англичан, посмотрите на испанцев или португальцев, которые, захватывая новые области, активно населяют их, привозят рабов, уничтожают и подавляют местное население, подвергают его геноциду, начинают немедленно выкачивать из него все средства и обманывать, покупая обширные земли за пустые стекляшки или огненную воду.

Манхеттен, купленный за бусы с уничтоженным под корень местным индейским населением? Что это такое? Это - колониализм диурнического толка. Приплыли белые господа, которые начинают немедленно  эксплуатировать местное население и делают это безостановочно, пока у них это получается, пока их воли к власти для этого хватает. Русские строят империю совершенно иначе. Они все склеивают, что попадается под руку, слоняются  без цели, без смысла, без особых задач, и постепенно территории, которые принадлежат другим, не менее интересным цивилизациям, которые отнюдь не являются пустыми или примитивными, оказываются в составе Русской империи. Просто это действует русский клей, глобальный феминоидный русский клей, который, не желая завоеваний, покорений, создания гигантских территорий, тем не менее, выстраивает совершенно особую, поразительную, не имеющую, наверное, аналогов в мире, специфическую империю ночи, империю сна, империю женских сновидений, империю клея, которая собирает народы, пространства, хотят они этого или не хотят,  и может быть являются в чем-то и жестче, и древнее, и разумнее, чем мы. Но мы постепенно их облекаем магмой русского народа. И вот русские «очарованные странники», которые описаны, в частности, у Лескова идут без цели, без особой задачи, без каких-то определенных поручений. Или, например, им дают одно поручение, они его не очень поняли и начинают выполнять что-то другое. Почему они его не поняли? Можно ли сказать, что они идиоты? Нет, просто у них внутри, в бессознательном одно с другим настолько связано, что, выполняя что-то одно, они могут выполнить случайно другое.

Гетеротелия

Есть такой принцип, который является одним из главных понятий структурной социологии - «гетеротелия». О греческого «гетеро» (иное) и «телос» (цель). Это очень интересный закон. Он гласит: в обществе все логически поставленные задачи дают, обязательно другой результат. Если мы поставим задачу, например, повысить количество студентов, обучающихся в вузах, число их, скорее всего, сократится. Если мы поставим задачу сократить число студентов, обучающихся в российских вузах или во французских, это неважно, по закону гетеротелии, оно вероятно увеличится. Потому что в обществе так много разных влияющих на процесс сил, что результат всегда отличается от поставленной задачи. Это значит, что общество - настолько живая структура, сквозь его рациональные модели проступает настолько много бессознательных факторов, что они просто не позволяют никогда, даже в самых жестких механистических системах, добиться точно поставленной цели. Закон гетеротелии и показывает нам колоссальное значение того нижнего этажа в обществе, который, как правило, уходит, ускользает от внимания классических социологов.

Социология воображения, о которой мы сейчас говорим, стремится восполнить этот недостаток и объяснить те вещи, те явления, которые классические социологи не схватывают. Постепенно социология глубин, структурная социология, вытесняет собой предшествующие социологии именно потому, что, если в обществе действуют гетеротелия -- поставили целью одно, а получили обязательно что-то другое. Значит, изучать общество только рациональными способами невозможно. Значит, надо понять, где, по какой логике и на каком этапе происходит сбой поставленных целей. Это один из главных принципов социологии глубин: в обществе действуют не только рациональные законы, но также и иррациональные, и не просто случайные всплески, помехи, абберации, акциденции, экстреналитиз, но именно законы, устойчивые, структурные и относящиеся к логике мифа.

Русские сны

Если выделить пласт феминоидной культуры как социальную доминанту России, как русское коллективное бессознательное, как структуру русского воображения, которая аффектирует нашу политическую и социальную историю, мы не только можем объяснить и истолковать поэтическую природу русской литературы, русской культуры или русской психологии, но также и  объяснить себе, почему в какие-то периоды, в каких-то ситуациях наше общество, наш народ и отчасти наше государство функционирует тем или иным образом.

Сновидения длятся не только, когда люди спят, но и когда они бодрствуют. Соответственно, русские сны (во сне или на яву) - это феминоидные сны, это сны эвфемизма, уменьшения, склеивания, убаюкивания, с приоритетными образами «мужичка-с-ноготка» и «мальчика-с-пальчика». Все время в нашем коллективном бессознательном идет работа по утихомириванию непримирымых пар оппозиций. Это, по сути дела, coincidentia oppositorm, принцип «совпадения противоположностей», который описан у Николая Кузанского. Отсюда наша природная склонность к диалектике, к переходу одного в другое. Мы - в нашем бессознательном -- не выносим противоречия, мы не можем понять, что одно отлично от другого, и если нам приходится все же различать и пользоваться логическими структурами, то мы  настолько этого не любим,  что сплошь и рядом готовы саботировать логику с ее 4-мя законами (на которых сновидение и ноктюрн плевать хотели). Отсюда упорная неприязнь к рациональным структурам со стороны русского народа, упорное неприятие доминации рационального начала. Это упорный саботаж, который ноктюрн в знаменателе осуществляет по отношению к логосу в числителе.

Русь и славяне, элиты и массы

Теперь давайте посмотрим, откуда взялся логос. Это очень интересно. Мы сейчас временно остановимся в обсуждении структур бессознательного, и посмотрим исторически, а что же такое логос, который в нашем конкретном обществе доминирует, что это такое? И вот тут мы видим нечто интересное: логос в русской истории практически всегда имеет внешнее происхождение, он экстернален по отношению к русскому обществу. Законы, принципы, нормативы, социальные институты, относящиеся к рациональной части, в социокульутрной структуре русского всегда приходят извне. Это очень важный, конститутивный момент. Рассмотрим русскую историю.

Рюрик приводит с собой дружину, которая именуется «Русь». Очень интересно, что «Русью» долгое время называли не весь народ и не все племена славян, но именно дружину варяжских князей. Именя «Руси» Ольгерды, Хельги, Ингвары – сплошь германские, норвежские имена. Возможно эти элитные ксандинавы, варяги,  не были носителями рационального начала (логоса), но, по крайней мере, в русской истории приход варягов означает именно приход диурна.

Варяги – диурн, наложившийся так же, как и в очень многих других европейских государствах, на местные слои ноктюрна. И какое-то время, например, у историка Соловьева это показано, существовал культурный дуализм между «славянами» и «Русью». «Русью» называли дружинников князя, а «славяне», в широком смысле, вместе с чудью и вместе с финно-уграми, были представителями коренного народа и, соответственно, носителями феминоидного ноктюрна. Вот так и складывалось русская государственность. В этом заключалась изначальная парадигма русского общества, русской государственности, русской политической системы. Несмотря на то, что она эволюционировала с течением времени и в значительной степени изменялась, нечто подобное дуализму между «славянами» и «Русью» мы можем встретить вплоть до сегодняшнего дня. «Славяне» -- массы, «Русь» -- элита.

Русь (диурн) и славяне (ноктюрн)

Давайте расссмотрим первый этап русской истории. Приходит «Русь», которая создает государство. Русь не просто приходит, ее приглашают местные феминоиды, которые обжились, накопили всего и говорят словами Несторовой летописи: «богатства у нас много, земля есть, а порядка нет». Что такое порядок? Порядок – это, конечно, не мистический порядок ноктюрна. Режим ноктюрна не создает порядка.  Яму он выкопать может, может детей нарожать, может на охоту ходить, грибы собирать, хлеб сажать, богаства накопить. В принципе славянский порядок был гораздо живее, чем предшествующий ему финно-угорский и потому что славяне быстро плавали по рекам, валили и палини лес, сеяли хлеб, осваивали земли -- в общем, прибирали потихонечку к рукам все, что на берегах находили. Славяне распространялись, богатели, осваивались, но порядка не было. Порядок как логос, как социальный логос они решили искать где-то в другом месте. И нашли его у варягов.

Теперь немного о норманнской теории. Некоторые считают норманнскую теорию «измышлением немецких ученых XVIII века, которых Петр завез в Россию при организации Университета» и на этом основании отрицают ее. В «Ипатьевско летописи», разобранной Татищевым, многие ищут сведений о том, что Рюрик был славянином, внуком Гостомысла, и т.д. С точки зрения социологии глубин неважно, кем были на самом деле этнические представители варяжской знати, которые пришли вместе с Рюриком и создали политическую элиту первых эпох Киевской Руси, предопределив и всю позднейшую сословную структуру России. Но важно, что они были носителями чего-то иного, нежели большинство славян, носителями «нового порядка», другого режима бессознательного. И именно это отражено в летописях. Может быть, это какая-то искаженная правда, но это не принципиально. Мы в истории призвания варягов сталкиваемся с классическим сценарием истории возникновения государств, который описан у множества других индоевропейских народов. Тот же самый пример, о котором мы говорили - это римляне и сабиняне. Местные сабиняне покланяются Квиринусу, пашут землю, собирают богатства, занимаются ремеслами, копят материальные средства. Римляне, поклоняющиеся Юпитеру и Марсу, совершенно иной тип – они носители порядка, войны, иерархии, доблести, ветикали. Сочетание прибывших с Язоном первых римлян (Ромул и Рем) с местным населением собинян дает полноценное римское государство. В этом сочетании режимов диурна и ноктюрна – исток Империи и ее социума, который является образцовым не только для западно-европейских государств, но и для восточно-европейских – в чатсности, для Византии и ее политических наследников (Руси, Сербии, Грузии, Румынии, Болгарии, Греции и т.д.)

Похожий пример дает Франция. Основным населением Франции являются потомки галлов. Галлы – это кельтский народ, который говорил на кельтском языке. Вначале их завоевали римляне, и тогда потомки галлов стали говорить на вульгарной латыни, а потом, когда Рим пал, Западно-римская империя пала, их завоевали варвары франки. Франки это немцы, германское племя. Современные французы, которые построили образцовое государство, это этнические галлы, которые говорят на языке первых завоевателей – римлян, а называют себя по имени завоевавшего их когда германского племени.

Нет ничего удивительного, что такие же ситуации повторяются с другими народами. Современные итальянцы не называют себя «сабинянами», они возводят свое происхождение к римлянам. И точно так же мы, русские. Возмоно, мы к «Руси», которая пришла вместе с Рюриком, то есть к  варягам, имеем довольно отдаленное, косвенное отношение, но называем себя «русскими», хотя изначально мы все-таки, в большинстве своем именно славяне. Славяне в социологическом смысле -- не этнические славяне, а славяне как социальная группа и носитель мистического феминоидного ноктюрна.

Монгольский логос в русской истории

«Русь» (варяги) приходит и создает Киевское государство, потом ее (Руси) становится слишком много, потомки различных князей начинают между собой воевать. Когда мы берем историю феодальной раздробленности Руси, что мы видим? Вдруг брат у брата захотел отнятьс престол, Смоленский или Рязанский, и взял он тогда нож и сказал: «Брат, я тебя сейчас буду убивать». Классический диурнический миф: взял меч, показалось, что что-то не то ему сказали, сделали, а раз «не то», значит, все время и смерть, против которой борется диурнический тип, оказалось прилепленными к своему противнику. Начинается абсолютизация врага, раскол, междоусобица, так беснуется и клокочет варварский диурнический тип. Я думаю, что простые русские люди смотрели на это и думали: «что же они между собой делят?», совершенно не понимая, что происходит в этой усобице, какова ее психоаналитчисекая и социологическая мотивация. Усобица доходит до определенной стадии. Русь как единое государство идет ко дну, начинается развал.

Тут появляются монголо-татары, носители еще одного классического диурна – на сей раз в чингисхановской модели. Новый вспелск диурна внезапно возник на сей раз среди монголов (чьими потомками являются, кстати, современные калмыки - народ, который перешел от диурна Чингисхана к сегодняшнему ноктюрну, в сегодняшней Калмыкии господствует ноктюрн). Но Чингисхан с его взрывом пассионарности, как писал Лев Гумилев, это носитель классического диурна. Чингиснхан говорил так: « Мы боремся  со временем, мы боремся со смертью, мы боремся со всеми ноктюрническими структурами». С точки зрения Ясы Чингисхана, оседлые народы суть носители второстепенных ценностей, даже «антиценностей», и поэтому Чингисхан захватывает оседлый (комфортный и ноктюрнический) Иран, безжалостно уничтожает «разложившуюся», «негероическую культуру» Китая (драматический, копулятивный ноктюрн). И соответственно по ходу дела монгольские орды захватывают размежевавшиеся русские княжества – которые Чингисхан вообще, видимо, не замечал, когда отправил каких-то своих военачальников на Запад Русь, а также на все остальные народы Евразии, которые жили в пространстве «поля», степей и лесов.

В российской историографии, начиная с XVIII века, стало доминировать представление, монголы принесли русским только упадок, разложение и налоговые тяготы. На самом деле, монголы дали русскому ноктюрну порядок, диурнический порядок - внушили стремление к органищации, к коммандованию и подчинению, рационализоровали транспортную систему (ямские центры) и сбор налогов. Они были носителями модернизации и рационализации русского общества. И совершенно не случайно, что после того, как монгольская модель, монгольский логос начинает распадаться уже в самой Золотой Орде, а до этого распадается сама империя Чингисхана, из-под монгольского господства русские выходят совершенно другими, нежели, чем  они туда вошли. Вошли они в мнголо-татарское «иго» с расколом варяжской знати и недоумевающим, обалделым народом, который, как обычно, ничего сказать не мог, но явно отрицательно оценивал территориальную феодальную раздробленность.

Монголы показали, что такое рациональное единство, они заложили основу Московской Руси. Московская Русь - это в значительной степени результат того, что оставшиеся от первой, Киевской Руси владимирско-суздальские князья, Александр Невский и его потомки, переняли татаро-монгольскую  модель управления, причем стали очень жестко придерживаться именно такой социально-политической системы. Относительно татар, надо сказать, что изначально татары были одним из монгольских племен, которые враждавали с монголами Чингисхана и которых поэтому войско Чингисхана гнало перед своими основными отрядами. Позже «татарами» стали называть тюрков. Также как во Франции, галлы называли себя «французами», то есть одним из германских племен. В сегодняшнем татарском этносе доминирует в большинстве своем тюркский элемент, хотя волжское булгарское царство, то есть волжские татары это еще и угры, то есть смесь тюрок и финно-угров.

Московская Русь, та ее часть, которая  осталась у владимирских князей, основавших, собственно, Москву и сделавших постепенно ее центром государства - это альянс княжеского гнезда Александра Невского и монголо-татарского логоса. Из этого синтеза создается Московское царство. Здесь сочетание монгольского порядка (диурн) с остаточной рюриковской аристократией (тоже диурн). То есть мы имем дело с числителем. Но, обратите внимание, а что мы видим в знаменателе? А в знаменателе что было, то и есть. – Славянский ноктюрн, смешанный с ноктюрническими редимами других местных этносов – преимущевстенно финно-угорских.

Это тоже очень важная закономерность. Вся национальная история России в ее рациональном аспекте делается в числителе. Здесь происходят все изменения, здесь динамика, здесь смена логосов, здесь столкновение между собой различных моделей политического управления. А в знаменателе царит вечность. Сны русского народа не меняются, какими они были, такими они,  в целом, и остаются по сей день.

Варяжское Киевское начало меняется на ордынское монголо-татарское; освобожденное от татар Московское царство сочетает и то и другое, но логос, обратите внимание, все равно всегда внешний. Славяне, как мистический ноктюрн, никакого логоса из себя не порождают, эту функцию берут на себя носители диурна, приходящие со стороны.

Логос как европеизация

Далее, пик логоса этого русско-татарского царства приходится на время Ивана Грозного, когда Русская Империя становится очень мощной. Но эта империя построена вот именно по восточнорусскому образцу.

Потом идет Смутное время, Романовы приходят к власти, трагически прерывается род  Рюриковичей. Романовы - это тоже потомки дружинников, бояр, того же самого, видимо, варяжского происхождения, хотя, конечно, уже ославянившиеся, обрусевшие. Они становятся во главе государства, в центре политической системы такой Московской Руси, которая подбирает и расширяет монголо-татарское наследство. Потом происходит катастрофы раскола.

С эпохи раскола, и особенно после реформ Петра, поднимается новая волна упорядочивающего логосного начала, на сей раз взятая непосредственно из Европы. Европа, как мы видели, есть поле преимущественной рационализации, логоцентризма, модернизации тех же самых индоевропейских, в основном германских народов; это -- режим диурна. Соответственно, еще одна волна диурна приходит к нам через петровские реформы.

Петровские реформы - это очередное издание внешнего логоса. Изначально пришел логос к нам, славянам, извне; и позднее он постоянно подпитывался или комбинировался с помощью внешних энергий; и вот, наконец, он пришел в форме западнической.

Здесь надо обратить внимание, что к XVIII веку западноевропейская культура начала массивную очистку логоса от мифологических компонентов. В основе западноевропейского логоса лежит диурн именно как миф. Но постепенно логос начинает избавляться от мифа, становится в оппозицию своему мифологическому источнику, своей мифологической матрице. Здесь дробь логос/мифос в полном смысле действенна, и между числителем и знаменателем наличествует четко проявленный антогонизм. Таким образом, после петровской реформы  и процессов, коренящихся в этих реформах XVIII века, мы привносим в нашу государственность еще одну модель нового внешнего логоса, но на сей раз логоса, фундаментально отстраненного, очищенного от своего диурнического мифологического начала.

Если Рюрик был священный харизматический, мифологический норвежский-германский берсеркер, а Чингисхан – харизматический объединитель глубинного евразийского мифа – мифа о вселенском пространстве -- то уже приехавшие в XVIII веке и создавшие, в частности, наш Московский государственный университет преподаватели из Германии, говорящие на латыни, несли с собой логос, рационализированный и противопоставлнный мифу.
Конечно, и эти преподаватели немцы, оосновоподлодники русской науки, были потомками германских воинов, берсеркеров, но ко времени приезда в Москву и Санкт-Петербург они уже более 1000 лет упорно работали над тем, чтобы избавиться от мифологических элементов своей сосбтвенной культуры.

Когда мы берем западную, европейскую культуру мы видим, что их логос (это самое важное, пожалуй) вырастает из их же мифоса. Потому что их миф - это миф диурна, и логос вначале прорастает из него, а уже потом становится в оппозицию этому мифу.

Первая попытка рационализировать миф встречается у Платона. В рамках греческой культуры этот процесс происходит естественным образом. Из их бессознательного прорастает их сознание, а потом уже начинает войну с собственным бессознательным. Это можно назвать таким термином как эндогенная модернизация, то есть, переход конгруэнтного мифоса в конгруэнтный логос, хотя и не без проблем, естественно, тем не менее, это происходит, исходя из внутренних факторов. Миф Запада, миф индоевропейской культуры, германский миф, это - миф диурна. Из него вырастает специфическая рациональность, рациональность, которую мы сегодня считаем единственной, основной и универсальной. И поэтому на Западе это происходит относительно  гармонично.

В нашем случае мы видим, что логос постоянно приходит извне. Соответственно, это  экзогенная модернизация, потому что с местным бессознательным этот логос, который является продуктом нерусского, неславянского диурнического мифа, никак не связан. Отсюда фундаментальное непонимание между верхами и низами, крепостничество, холопство -- и отсюда самая главная проблема русского общества, которое основано на фундаментальном противоречии между славянским ноктюрническим базисом (естественно, это не экономический, а мифологический базис) и заимствованной надстройкой -- в форме логоса, который импортирован извне.

Социализм и сны

Дальше мы видим, что когда эта система петровской западнической модернизации доходит до определенного пика, появляется новый логос, на сей раз марксистский, когда снова группа европеизированной интеллигенции (но в даном случае разночинной, революционно-демократической) находит на Западе идеологию, призванную сменить собой эту монархическоую романовскую разлагающуюся модель.

Логос марксизма был заимствован. Маркс - западный автор, который писал по-немецки, этнический еврей. У него совершенно другие, нежели у русских, ментальные конструкции, другая культура, другое представление о мире, но впервые (и вот это очень важно) в этом марксистском логосе (позже в советском логосе, который захватил власть в России в ходе большевистской революции) открылись шлюзы для того, чтобы русское бессознательное («русский ноктюрн») смогло бы выплеснуться наружу. Марксистский логос, , полагал в перспективе коммунизм, волшебное царство слияния всего со всем. «Коммунность», «коммунотарность», «коммунизм» означает общее, всеобщее. Коммунизм впервые за многие столетия русской истории в качестве фундаментальной цели поставил нечто, что прямо резонировало с русским коллективным бессознательным, отвечало глубинным импульсам мистического ноктюрна.

Поэтому Великая Октябрьская социалистическая революция была уникальным явлением. В ней формально заимствованный из трудов германских революционных и экстравагантных экономистов логос дал возможность хтонической культуре не просто тихо сидеть и бурчать про себя в подполье, как было раньше, но вырваться на поверхность и заявить о себе во весь голос. Это было связано с тем, что носители прежнего логоса (в виде политической элиты, в виде священников, дворян, жандармов и гордовых) были вырезаны, уничтожены. Петровский, романовский логос был ликвидирован, произошла экспроприация экспроприаторов, и самое главное -- носители прежнего упорядующего начала были уничтожены как явление. Сложились новые элиты, которые вырвались из-под самого социального низа, из черты оседлости в виде еврейских эсхатологических мистиков, русские сектанты, хлысты, духоборы, просто русские люди из низов, крестьяне, которые впервые получили возможность участвовать в построении особой государственности. Это было восстание ноктюрна.

Вся история советского периода есть история сновидения. Особенно в ранние периоды. Романы Андрея Платонова «Котлован» и «Чевенгур», поэмы Клюева и Блока (особенно «12») иллюстрируют это состояния подъема нардных низов и их особой мифологии. Платонов – писатель-реалист. Многие думали что, то, что они описал - это преувеличение. Однако это не так. В повести «Котлован» Платонов описывал. как пролетарии рыли фундамент под «здание будущего». В ходе рытья они забыли, зачем они роют, что роют, и просто отчаянно рыли и рыли. Их жизнь, их мысли, их переживания, их диалоги – это целая энциклопедия русских мифов в советской коммунистической форме.

Нечто подобное (рытье великого котлована ноктюрна) происходило и в советское время, поскольку в нем была осуществлена, может быть, даже вопреки самому марксистскому логосу, русская утопия. Маркс явно не эти задачи ставил, не так видел историю, не так понимал революцию, социализм и коммунизм. Он был уверен, что в России не возможна социалистическая революция именно потому, что не пройдены последовательно  все этапы модернизации, не создана полноценная капиталистическая система. Маркс был абсолютно прав, но прав с точки зрения марксистского логоса, но тут в дело вступил русский мифос, это он подключился к марксистскому логосу и создал советскую систему, мир русско-советских сновидений, ориентированный к реализации мистического всеединства в будущем.

Конец советской власти: мифоаналитическое объяснение

В чем была причина краха советского общества? Дело в том, что когда столько много русских людей, то есть, социологически «славянских» людей попало во власть (в логос), они начали трансформировать эту власть под свои вековечную парадигму ноктюрну, начали все склеивать в духе глишродиного синдрома. Постепенно сформировалась «славянская» бюрократия. Бюрократы, когда их перестали уничтожать, как Сталин, сотнями тысяч, чтобы они работали, а не спали, начали окапываться, осваиваться в логосе как в норе, коснеть. После того, как кончился цикл репрессий и героический период ленинско-сталинского, волшебного сновидения, началось всеобщее засыпание. Активное сновидение, режим коллективной коммунистичсекой галлюцинации перешел к режиму релаксации, отдыха, расслабления. Общество начало стремительно погружаться в ноктюрн в его пассивном, убаюкивающем аспекте. При Брежневе, действительно начался сплошной «Груз-200» (как в фильме Балабанова), незаметный спуск культурных архетипов ниже само собой разумеющихся планок, распад на разрозненные элементы, полное размазывание «я» по недоуменно непонятному внешнему миру.

Я лично знаю Горбачева, я не представляю себе, что ноктюрнический человек с вискозным сознанием мог бы управлять какой-то другой страной. Он клинически невменяем, спокоен, рассудителен, как бывает только во сне. Вполне русский мужик, крестьянин, хлебороб. Возмодно он хорошо бы плел лапти, сеял и жал, но он человек чистого мистического ноктюрна. И вместе с тем, он был поставлен в ситуацию, когда надо было отвечать за логос гигантского государства, раздраемого внутренними проблемами, окруженного вполне диурническими и вменяемыми врагами.

Здесь открывается пародоксальный момент. С одной стороны, советская система была реализацией народных чаяний, отсюда та фанатическая поддержка советского строя со стороны широких народных масс, с позиции бессознательного. Когда изредко советские люди думали, просыпались, включались в то, что происходит, они могли встать и в оппозицию советской власти, но этого не происходило, так как большинство-то у нас не думало и сейчас не думает, и поэтому  поддержка коллективного бессознательного советской власти была гарантирована. Но одновременно это коллективное бессознательное в режиме мистического ноктюрна -- его благожелательность, миролюбие, пассивность, его эвфемизм -- и стало и источником катастрофических событий, которые привели к концу советского периода.

Коллективное бессознательное в советский период получило доступ к логосу. Здесь, в принципе, впервые в русской истории мог бы сложиться собственно русский логос, славянский логос – логос, который бы сочетал мистический компонент бессознательного с организующими моделями, построенными на его собственной, а не навязаннй извне основе.

Этого не случаилось на практике, но схематическое описание той возможности мы видим в феномене «национал-большивизма». Это было периферийное направление в политике белой эмиграции, которое развивали в 20-30 годы сменовеховцы, Н.В.Устрялов, Ю.В.Ключников, а с советской стороны Исайя Лежнев, В.Тан-Богораз и т.д. Национал-большевики пытались концептуально примирить марксистский  рационалистический потенциал и интуитивно воспринимаемую ими структуру русского коллективного бессознательного. Ярчайшим символом такого национал-большивизма является великий русский поэт Николай Клюев. Если внимательно исследовать его творчество (особенно в 20-е годы, пока его не начали еще преследовать), мы увидим, как русские классические мифы, легенды, сказки, образы, сновидения, даже русские патологии, связанные с феминоидностью, пытаются сомкнуться с советской социальной рациональностью, с советским логосом, с красным логосом.  Клюев - это парадигма того брака между советским логосом и русским мифосом, русским коллективным бессознательным, который мог бы сложиться, но не сложился.

Политическим движением это не стало, марксизм остался строгим догматическим марксизмом, и постепенно, оставаясь строгим марксизмом и не делая поправок  на русскую сказку, создал бюрократическую систему, которая стала постепенно отрываться от чаяний народа. Хотя для того, чтобы жить, она должна была опираться на русские народные мифы. Сталин понял это в 1942-м году, когда перед лицом фашистской агрессии обратился к православию, восстановил патриаршество и сделал шаг навстречу тому, чего ожидало от него  темное, слепое, спящее русское бессознательное. Хотя это поворот не был доведен до логического конца. Настоящего альянса между русским и советским, полноценного национал-большевистского альянса так и не произошло, не состоялось. Историческая возможность была, она была близка культурно, исторически, и интеллектуально осмыслена рядом проницательных авторов, политиков, художников, философов, но, увы, не реализована. И именно из-за того, что она не была реализована, мы оказались в новой – уже постсоветской – реальности.

 
< Пред.   След. >
10 12 14 16 18 2 20 22 3 4 6 7 8
 
 



Книги

«Радикальный субъект и его дубль»

Эволюция парадигмальных оснований науки

Сетевые войны: угроза нового поколения