Лекция №4 Социология религии и проблемы Кавказа (Глубинное регионоведение) проф. Дугин

Четвертая лекция профессора Александра Дугина, прочитанная в Южном федеральном университете в рамках курса "Глубинное регионоведение".

Проблемы с логосом

Для того, чтобы адекватно понимать тему социологии религии, применительно к регионоведению, надо вспомнить то, что мы говорили о базовой модели как логос и мифос.

Мы закончили тем, что  поставили вместо современного логоса вопросительный знак. Советский логос, советская марксистская модель, которая объясняла смысл происходящего, и которая лежала в основе непротиворечивых институциональных, социальных, политических, идеологических, исторических моделей - рухнула, и в современной России место логоса, который должен был бы давать более или менее ясное представление о происходящем и нормативном и как-то соотноситься с русским коллеткивным бессознательным, формальный импорт постмодернистского западного логоса, находящегося совершенно в другом историческом состоянии. То есть вместо логоса у нас появился «постлогос». Тем самым,  у нас вместо современного, полноценного осмысленного социума, который воплощал бы в себе рациональную сторону, стоит знак вопроса и постмодернистская ухмылка в виде вопросительного знака, а все остальное - русское коллективное бессознательное и коллективное бессознательное других этносов, которые совместно составляют российское коллективное бессознательное на всей территории Российской Федерации.

Здесь можно отметить интересную вещь: при изучении структуры этого коллективного бессознательного мы видим, что Кавказский регион, где доминируют другие малые этносы, то есть нерусские этносы с преобладающим  режимом диурна, окружен зоной расселения казаков, которые являются бессознательными носителями режима диурна. Пространство мифоса России отнюдь неоднородно. Неоднородно, ни с точки зрения социальных слоев, ни с точки зрения географии сновидений (архетипов). Поэтому мы и говорим о «локальных логосах» тогда, когда это локальное бессознательное пытается проникнуть в числитель.

Православие: логос и режимы бессознательного

Теперь мы поговорим о религиозном факторе в социологии воображения.

В советское время, и даже несколько раньше, еще и в досоветское время, в поздний романовский период, после церковного раскола, социальные функции православной традиции (как доминирующей конфессионалной инстанции) поэтапно менялись самым коренным образом. Чтобы проследить этот процесс, надо сказать несколько слов о самом Православии.

Что такое православие? Православие это не только обрядовая религия, которая занимается культами и учит о пути личного спасения, это еще и идеология. Идеология – это значит логос. В Православии существует рациональная часть, воплощенная в богословии, но есть и специальный срез – связанный с учением о социуме. Это значит, что существует нормативное православное понимание того, чем должен быть социальный логос общества и государства. Он существенно отличается от социальных концептов других конфессий, и от католического и протестантского понимания в других ветвях христианства.

В христианстве в целом есть  три обобщающие концепции социального логоса. Существуют православный логос, католический и протестантский. Вместе с тем у Православия, как у любой религии, существуют и мифологические черты, хотя они и выражены не явно и не эксплицитно. С точки зрения социологии глубин, мы можем попытаться определить, как Православие относится к трем группам мифов и двум режимам бессознательного.
В Православии мы видим все три режима бессознательного. Возможно, это и обеспечило христианству (с социологической точки зрения) такую широкую популярность.

Диурнический элемент воплощен в вере в Бога и дьявола, с которым борются верные Богу, в идее морали (добра/зла), в учении о рае и аде, в аскетической практике ограничения пищи (пост) и плотских отношений (воздержание), в идее Страшного суда, на котором будут праведные отделены от грешников, -- причем окончательно и безвозвратно, что в целом соответствует классической парадигме диурнического мифа. Для христианства – особенно в монашеской версии – преобладает бескомпромиссная аскеза – неприязнь к женскому началу, отказ от брака для белого духовенства и монашества. Идеал монашества и многие эсхатологические аспекты христианской традиции  представляют собой режим диурна.

При этом мы видим и многие материнские черты. Нутритивный аспект воплощен в фигуре Пресвятой Богородицы. Поклонение Пречистой Деве имеет универсальное распространение, не только в Православии, но и в католичестве (хотя в протестантизме – этого нет), и представляет собой мистический ноктюрн.

Существует также некоторое представление о циклах, потому что сам крест, как основной символ православной традиции, имеет циклический характер, где диурнические и ноктюрнические элементы, вертикаль и горизонталь пересекаются. В частности учение о том, что Христос преодолевает смертью смерть. Мы говорили о том, что имажинэр и структура бессознательного, есть ответ человека на смерть и время. Таким образом, Воскресение Христово преодолевает смерть, «смертию смерть поправ», а смерть включается в этот сложный цикл и воскресение представляет собой вечную бессмертную жизнь (диурн).

В христианской структуре задействованы все режимы бессознательного. Поэтому христианство, после того, как оно вытесняется, например, с помощью секулярного логоса Просвещения на Западе, либо коммунистической модернизацей в России, благополучно может сместиться в сферу бессознательного, соединиться там с другими темами, возможно, с дохристианскими мифами, со сказочными, мифологическими, эпическими сюжетами, и пребывать в этом бессознательном состоянии неопределенно длительное время.

Бессознательное Православие

Забегая немножко вперед, можно сказать, что именно так у нас и произошло. Когда на предыдущем этапе советский логос рухнул, огромное количество россиян, как ни в  чем не бывало на вопрос «кто вы» при соцопросах, отвечали: «мы православные». При этом, когда их спрашивали: «как часто вы ходите в церковь?» Многие опускали глаза и отвечали: «если честно, никогда». А если уж их спрашивали: «каков символ веры, во что вы верите, если вы православные?» Они отвечали: «мы не знаем,  ну так, во все хорошее». И на самом деле, если говорить с точки зрения законченного богословского определения, то большинство современных россиян, которые причисляют себя к православным, таковыми являются в очень небольшой степени. Единственное, что они (большинство тех, кто так отвечает) прошли, – это обряд крещения, что очень важно.

Действительно, с точки зрения Церкви, человек, прошедший обряд крещения, является христианином, потому что в момент крещения ему всаживаются семена Святаго Духа. Обряд крещения означает смерть и воскресение. Купель означает могилу. Так она и описывается в церковных преданиях. Раньше купели были большими, пригодными для того, чтобы в них могли быть погружены и взрослые люди. Трехкратное погружение во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа означает трехдневное погребение Христа. Трехдневная смерть, спуск его в ад и Воскресение. Младенца или взрослого вынимают из купели, это означает восресение и начало новой жизни.

Обряд крещения чрезвычайно важен и, можно сказать, тот, кто прошел его, тот поучаствовал в важнейшем духовном событии, а его душа получила бесценный опыт. Но объяснить это из тех 75 процентов людей, которые называют себя «православными христианами» в современной России, смогут только отдельные единицы. А крещеных очень много.

Научный логос как антихристианское явление

Для нас важно обратить внимание на то, что в современной ситуации люди, которые называют себя православными, чаще всего имеют в виду обращение к своему бессознательному, куда сместились православные представления, вытесненные оттуда рациональным и светским логосом. Если рассуждать на уровне богословия, на уровне логических аспектов православной традиции, то мы увидим полную несовместимость практически любого тезиса Православия  и практически любого тезиса современной науки. Они не просто находятся на разных сегментах логического, они симметрично противоречат друг другу.

Логос модерна, логос просвещения возник на прямолинейном и систематическом отрицании логоса христианства. Христианство говорило, что  мир сотворен Богом. Это так называемый креационизм (от латинского «creare», «сотворить»). Мир сотворен Богом, и сотворен он в том качестве, в котором человек не был ни животным, ни ангелом, он не деградировал и не развился, а изначально был сотворен человеком и остается таким по сей день. Точно также и все остальные существа.

Современная наука утверждает прямо противопложное. Она опровергает фундаментальный постулат христианской традиции: ничего подобного, провозглашает она, человек произошел из улитки, улитка произошла из амебы, амеба произошла из клетки, клетка произошла не известно из чего. И это есть «научная истина», а все провозглашаемое христианством есть «детские сказки». Это дарвинская модель теории эволюции. Она лежит в основе современной биологической науки и, в значительной степени, в основе других дисциплин. Можно сказать, что если множество утверждений А принадлежит к православному логосу, множество не-А принадлежит к логосу позитивной науки.

Христианство утверждает, что человеческая душа бессмертна. Раз появившись в теле, она никуда после этого не исчезает. Она рождается и не умирает. Отсюда и соответствующее отношение к жизни, как ко временному и преходящему явлению, поскольку жизнь души представляет собой вечный луч, который имеет начало при зачатии тела и не имеет конца. Значит, в любом случае, существование в теле, в рамках тела представляется как бесконечно малый эпизод существования души. Отсюда вытекает специфическая этика по отношению к земной жизни. В земной жизни можно пострадать, можно чего-то лишиться, можно недоесть, недопить, недосовершать каких-то приятных вещей. Но это необходимо для того, чтобы потом, после Страшного Суда, после разделения агнцев (избранных)  от козлищ (проклятых), наслаждаться вечным райским существованием и не попасть в ад. Вот это по настоящему имеет значение, потому что по завершению маленького, с точки зрения бесконечной жизни души, периода земной жизни, душа попадает либо в рай, либо в ад, и будет находиться там вечно, не в силах изменить грозного или милостивого решения.

Во время воскресения мертвых происходит воскрешение тела (ранее умершего и истлевшего), и человек целиком и полностью предстает перед Богом, судится и отправляется в рай и в ад, уже окончательно и бесповоротно.

Современная наука утверждает все строго противоположное. Она построена на аксиоме, что у человека души нет, вместо души есть психика. Психика - это антитеза души. Психика это временная, имеющая тесную связь с биологической жизнью человеческого организма, реальность, промежуточная между телом и сознанием и исчезающая (вместе с телом и сознанием) сразу после смерти.

Мир конечен, утверждает религия, в конце истории наступает Страшный суд. Время идет вниз (деградация). Поскольку время деградирует, оно удаляется от земного рая к земному аду – в конце времен состоится неизбежный приход антихриста. Это процесс инволюции. Иерархия в обществе, утверждает христианство, должна соблюдаться. То есть, подчиняться властям необходимо, и именно необходимо подчиняться властям даже жестоким и несправедливым, не требуя ничего большего, поскольку это, с точки зрения христианской этики, есть испытание земной жизнью, сущность которой очистительное страдание. Кроме того, есть и священные иерархии («иерархия» по-гречески - священная власть) – в церкви, в представлении о священной функции императора, иерархия невидимых существ – серафимов, херувимов, престолов, властей, сил, господств, начал, ангелов и архангелов.

Таким образом, современная наука и религия представляют собой два взаимоисключающих друг друга логоса. Они не просто находятся на разных этажах, они находятся на одном и том же этаже и конфликтуют во всем, как несовместимые операционные системы. Вся современная наука в ее философских основаниях и в практических приложениях основана на прямолинейном и систематическом опровержении христиански догм.

Мы видим не сосуществование двух логосов, а один логос и другой логос, которые были прямо противоположны друг другу практически по всем пунктам. Это верно относительно христианской доктрины в целом (мы пока еще не говорим о православии, потому что все это можно применить в целом и к католической, и к большинству протестантских теологий – за исключением чистых ересей). Христианство имеет свое мировоззрение, которое по основным постулатам о мире, человеке, времени, истории, обществе, этике, морали, онтологии, учении о бытии и представлениях о времени, полностью противоположно всем утверждениям современной науки.
 
Современная наука, так же как и  современная культура, возникла как антихристианское явление. Вся эпоха модерна – это фундаментальный поход против Христа. Это абсолютно антихристианская, антихристова, если угодно, инициатива. Поэтому люди, которые занимаются современной наукой, так или иначе развиваются и находятся в пространстве аксиоматики антихриста, так как эта аксиоматика в своих истоках строилась на сознательном отвержении христианства. Но для самого христианства это не было неожиданностью. В христианском учении есть предсказания о наступлении таких времен, когда в мир придет антихрист и переставит вещи вверх ногами.

Вместо христианских ценностей, утверждений и догматов, и аксиом, которые существовали в целом в нетронутом виде от Пришествия Христа до XVII - XVIII веков у стран и народов, принявших христианство, в эпоху модерна этот логос заменяется новым прямо противоположным. И христианский Апокалипсис предупреждал, что это произойдет. Придут люди (или нелюди – демоны, лжепророки, «звери из моря и суши»), которые перевернут всю систему ценностей, представлений о мире. Так оно и произошло. Эпоха просвещения есть переворачивание, опровержение, отвержение и отмена православного логоса.

Советский логос был, безусловно, изданием логоса Просвещения. Он оставил нам в наследство многие элементы, в частности институты, университеты, научные заведения, где по инерции люди, которые сплошь и рядом причисляют себя сегодня к православным, продолжают преподавать, обучать именно тому, что можно назвать «антихристовым подходом», «аксиомами  антихриста». Одной из таких «аксиом антихриста» является (в православном мире) идея отделения церкви от государства.

Все, что мы сказали о дуализме и обратной симметрии двух множеств, об их полной противоположности, относится ко всем типам христианской традиции. То есть, эти богословские и догматические элементы свойственны всем трем направлениям, трем ветвям христианства. А если подойти более узко, например, к православной традиции, то мы получим еще более точное и сфокусированное издание христианского логоса –  на сей раз православного логоса, который несколько отличается от других ветвей христианства. В частности, здесь свое особое представление о государстве и его отношении к церкви.

Социологические аспекты симфонии властей

С точки зрения Православия, нормативной моделью церковно-государсвтенного устройства является симфония властей. Я хочу обратить внимание, что вновь избранный Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл, когда происходила его интронизация,  на встрече с президентом РФ употребил этот термин – «симфония властей», указав, что именно такое отношение светской и духовной властей является идеалом и нормой православной традиции.

Симфония властей – это не пустые слова. В рамках христианского логоса, эта модель называется моделью «византизма». Византизм предполагает симфонию – т.е. единозвучие («симфония» – это созвучение, от  «сим» – «с», и «фонос» – «звук»), созвучие - власти патриарха и царя. Православный патриарх и православный царь совместно представляют собой высшую инстанцию религиозно-социального целого, в котором религия не отделяется от государства, и само государство мыслится как религиозный институт спасения. Православный император в византийской модели называется «катехон» (по-гречески «катехон» – «удерживающий», или «держащий»). Это связано с фразой из Второго послания Святого апостола Павла к фессалоникийцам относительно предсказания об антихристе. Там сказано: «сын погибели не придет к нам, пока не будет взят от среды удерживающий теперь».  Катехон, удерживающий, трактовался в церковной традиции со времен Иоанна Златоуста (а может быть и раньше), как православный император. Православный император как воплощение воцерковленного государства, находящийся в симфонии с Патриархом, то есть с Церковью, является препятствием для прихода в мир антихриста. Вот что такое симфония властей. Соответственно, здесь речь идет не только об отрицании разделения церкви и государства, но о восприятии самого государства как религиозного церковного института, направленного на противостояние антихристу и иерархически подчиненного симфоническому двуединству патриарха и императора.

Если отталкиваться от нормативной версии православного социально-политического логоса как симфонии властей, и соотнести с ней отношения государства и церкви в России, мы увидим, что, начиная с реформ Петра происходит частичное отступление (церковь не отделена от государства, но патриаршество отменено и государство – царь – выше церкви), потом в советское время переворот отношений (церковь отделена от государства и подвергается гонениям со стороы атеистического государства), потом после 1991 прекращение гоненений (но церковь остается отделенной от государства, которое продолжает настаивать на своей светскости) и в самое последнее время – уже при Патриархе Кирилле начинают раздаваться осторожные пока голоса в пользу возврата к изначальной нормативной версии – то есть к симфонии властей и византизму. 

Социология католичества

Мы можем для примера рассмотреть картину нормативного представления о структуре общества и государства в католичестве, которая отличается от православной. Там речь идет о папизме или папа-цезаризме. Католический папа является главой всей католической церкви и должен стоять над всеми светскими властями (королями и князьями). В Западной Европе в свое время была создана католическая империя. Вначале это была империя Карла Великого в VIII веке. И с этого периода начинается разделение между православием и католичеством, поскольку империя должна быть по христианским представлениям одна. Православные византийцы считали, что только Византийская империя является реальной империей, а католический мир – это часть христианства и часть империи. Даже если она выпала из-под контроля Восточно-Римской империи, то есть Византии, это временное состояние. В VIII веке, воспользовавшись смутой в Византии, папа Римский  помазывает в императоры Карла Великого, и с этого момента в христианском мире возникает две империи – изначальная Византийская, православная и собственно Римская, и вновь созданая западная, католическая.

Западная империя отличается тем, что в ней царит не принцип симфонии, но верховенствао Римского Папы. Хотя с этим тоже не все так гладко. Некоторые императоры, в частности Штауфены, пытаются построить и на Западе какое-то подобие византийской модели, настаивать на высшей роли императора и даже подчинить себе папу, указывая, что Римский папа это не что иное, как патриарх Запада, что исторически верно. Это направление получает название «гибеллины». Смысл позиции гибеллионов в том, что империя выше папства. Им противостоят гвельфы, которые настаивают, что папа выше князей и выше императора. И эта линия побеждает, поскольку западноевропейский мир делится на несколько мощных и самостоятлеьных государств, между ними  возникают сложные перипетии борьбы, разногласия политических, религиозных интересов, и на этом фоне единство католической церкви и власть папы Римского оказываются главным фаткором, обеспечивающим Европе целостность и духовное единство.

Нормативным для католического мира становится гвельфское издание христианского логоса. Представление об идеальной политике у католиков является следующим. Выше всех стоит папа. Он посылает своих  кардиналов в различные страны, а эти кардиналы вместе с местными князьями, королями  и президентами образуют тандем духовной и светской власти, где кардиналы теоретически выше светских властей. На практике это не особенно соблюдалось, но, тем не менее, нормативная модель католического социального логоса именно такова: всемогущество и всевластие папы. Знаменитые романы А.Дюма «Три мушктера» и их продолжения повествуют о том переменном балансе, который был между властью короля и властью кардинала во Франции (откуда мушкетеры короля и гвардейцы кардинала – симпатии Дюма были на стороне короля).

Протестантская социология

Протестанты в XVI веке опротестовали эту гвельфскую католичсекую модель социального и религиозного логоса. Надо заметить, что протестовали они не против Православия, которое было давно уже отдалено от жителей Западной Европы, но против католичества. Впервую очередь – против папской модели. И первые протестантские движения зародились как раз среди германских князей, которые входили в зону распространения гибеллинских политических тенденций. Это разделило Европу на протестантскую и католическую.

Протестанты несли с собой иную модель, поскольку клир, священничество не играло у них особой  роли. У них не было ни папы, ни патриархов и они тяготели больше к религиозной демократии. Протестанты считали, что возвращаются к ранне-христианским временам, к эпохе первых христиансикх общин – до воцерковления империи, и поэтому идеалом христианского  общежития для них являлась христианская демократия. Поэтому христианская демократия является в той или иной степени общим элементом для протестантских христиан, которые считают, что они восстанавливают тем самым апостольские традиции.

Итак, мы видим три издания социального христианского социального логоса. В одном случае, в православном, речь идет не о разделении и секулярности власти, но, наоборот, о необходимости восприятия государства как религиозного института. Здесь церковь и царство сливаются симфонически. Во втором случае речь идет о доминации церкви над царством. Здесь церковь осмысляется как град Божий. По выражению бл.Августина, град Божий (церковь) ведет войну с градом Земным (государством) и на преобладании первого  над вторым основаывается социальный норматив. А в третьем случае (проетестантизм) утверждается нормативный идеал демократических христианских общин, которые сами на своих собраниях решают свои проблемы и выбирают своих представителей.

Ясно, что современная демократическая система, идея разделения властей и секуляризм вырастают из Реформации. Исторически Новое время, «современность», когда начинается отрицание всех форм христианства, рождается из протестантизма. Иными словами, генезис логоса модерна, генезис современного мира следует искать именно в протестантизме. Об этом прекрасно написали крупнейший социолог и один из основателей этой науки Макс Вебер в книге «Протестантская этика и дух капитализма», а также Вернер Зомбарт в своей книге «Буржуа».

Нормативные свойства христианского логоса: влияние на общество и экономику

Необходимо понять, что христианская религия, ни в коем случае не является исключительно обрядовой или чисто личной вещью. Обряд играет важную, но подчиненную роль. В первую очередь -  это идеология, это представление об основных ценностях, понятиях, императивах, нормативах, образцах, предписаниях, правилах -- о том, что должно быть сделано, о том, что не должно быть сделано, что хорошо, что плохо, какими должны быть общество, государство, политика, нравственнсть, культура – а какими нет. Более того, есть христианские нормативы относительно того, какой должна быть экономика. Существует, например, православное представление об экономике, сдерживавшее в Византии в свое время развитие латифундий, то есть единоличных землевладений,  и это представление об экономическом устройстве государства, где высшая императорская власть выступала гарантом интересов мелких землевладельцев, существовало почти до конца Византийской империи (об этом подробно писал профессор Ф.И.Успенский в «Истории Византийской Империи»). Императоры периодически издавали эдикты, которые ограничивали развитие феодализма в Византии, и иногда напрямую передавали земли зарвавшихся землевладельцев свободным крестьянским обществам.

В византизме большая роль уделялась свободному крестьянству. Интересна этимология русского слова «крестьянин», оно происходит от слова  «христианин». На Руси говорили: «Это - известный человек, князь, это – уважаемый человек, священник, а это кто? А это мы не знаем кто, это просто христианин». Русское слово «крестьяне» – это «христиане». Обычные христиане, то есть не выдающиеся ничем люди. И вот поэтому под крестьянами изначально понимали не только тех, кто занимался трудом сельскохозяйственным, но просто православных людей, не принадлежавшихе к какому-то известному боярскому, дворянскому или священническому роду.

В основе византийской экономики лежало представление о необходимости таким образом устраивать экономическую систему, чтобы простые христиане, то есть христиане, не попадали в абсолютную зависимость от своих господ, чтобы отношения между людьми определялись христианскими нормами.

Наш известный византолог профессор Успенский доказал, что благодаря вышеупомянутым эдиктам в Восточно-Римской империи, то есть в Византии, феодальные отношения не получили развития. Не то, что они не развивались сами по себе -  они искусственно прерывались. Если посмотреть с точки зрения современного логоса Нового времени: там не было того «прогресса», который был в католических и протестантских странах, где феодализму ничто не препятствовало в отличие от Византии, где господствовали иные социо-религиозные установки.

Таким образом, вполне можно говорить о православной экономике. С греческого языка «экономика» переводится как «домостроительство».  «Домострой», это перевод на русский язык греческого слова «экономика». Экономика – это домострой, домостроительство. Это понятие используется в богословии для описания функций Трех Лиц Пресвятой Троицы, но сейчас это слово, в качестве названия дисциплины, употребляется совершенно в другом смысле.

У католичества есть свои предпочтения относительно экономики. Есть они и  у протестантов с их индивидуалистическим толкованием спасения и минимализацией понятия церкви как института.

Трактовки церкви в разных христианских конфессиях

У каждого из трех направлений христианства есть свое представление и о церкви. С точки зрения Православия, церковью является сообщество всех православных христиан, священников и мирян. В этом лежит идея тотализации, интеграции, соборности. В католичестве под церковью понимается только иерархия священников во главе с Папой, то есть клир. Но клир также понимается иначе – католичсекие священники обязаны выполнять целибат, тогда как черное духовенство в Православии может быть женатым и соответственно иметь детей. Соответственно, в католическом представлении церковью являются монашествующие клирики, у нас же - совокупность всех православных, а это порождает совершенно другое представление об обществе, политике и порядке.

У протестантов же понятие церкви вообще минимализируется. В центре христианского представления у протестантов стоит один единственный человек - христианин. И каждый христианин, протестант, имеет право толковать Библию, как он хочет на основании своего рассудочного суждения. Периодически отдельные христиане собираются между собой, что-то обсуждают, о чем-то договариваются, о чем-то нет. Из-за этого существует огромное количество протестантских сект, но нет никакой общей ни религиозной, ни социальной, ни политической концепции. Их объединяет неприязнь к католичеству (и полное незнание Православия). Это основное в протестантской модели. Утрируя протестантский подход, можно сказать, что там, по сути дела каждый человек сам себе церковь. Есть представление о личном индивидуальном спасении, и в разных формах, протестантизма люди объединены по-разному, но в основном, на произвольной случайной основе.

Различие секуляризационных моделей христианских обществ

По мере секуляризации, эти три типа христианского социального логоса приводят к возникновению совершенно разных обществ. Советская модель, конечно, выросла из марксизма, то есть по своей формальной стороне, по своему социальному логосу она принадлежит к современному миру и к парадигме Просвещения, в значительной степени сохранила ту целостность, ту соборность, ту интегративность, которая лежит в основе православного нормативного представления об обществе, но только в светском ключе. Однако, в целом православный логос со свими четкими и ясными богословскими структурами в советское атеистическое время были загнаны в бессознательное, в сферу мифоса.

А вот секуляризация протестантской теологии, протестантского представления о ценностях, о мире, о спасении, индивидуализм, который лежит в основе этой версии христианства, все это породило современный либерализм, современное либеральное капиталистическое общество, что как раз Вебер и показывает.

Католицизм же в своем секулярном измерении находится где-то между тотальностью и соборностью православия и ультраиндивидуализмом протестантизма.

Спроецировав это на карту, мы увидим, что на Востоке, где располагалась Православная церковь, в частности, в России, на поствизантийском пространстве на светском этапе доминирует коммунизм, марксизм. В Америке, на самом дальнем Западе, преобладают результаты секуляризации протестантизма. А вот в Европе, которая между тем и другим, преобладают социал-демократические и христианско-демократические политические системы, где видны как католические, так и умерено протестантские корни.

Социологические взгляды нового Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла

Эта экспозиция в историю трансформаций христианского логоса была необходима для того, чтобы проследить эволюцию (точнее, инволюцию) проделало христианское учение о государстве, о социуме, о политике в эпоху, когда стал доминировать другой логос – логос секулярный, формально отрицающий основные постулаты церкви.

Данное введение позволит нам довольно корректно описать и осмыслить, с социологической точки зрения, что мы имеем в виду, когда говорим о русском православии сегодня.

Прежде всего надо сделать следующее. Сейчас в России избран новый Патриарх Московский и Всея Руси, бывший митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл. Это человек, который принадлежит к категории православных деятелей типа Иосифа Волоцкого или патриарха Никона. Он не просто предстоятель Церкви, молитвенник и служитель, но и носитель православной идеологии. И будучи только что избранным, только что интронизированным Патриархом он тут же говорит о симфонии властей. «Кто имеет уши, да слышит», и поймет о чем идет речь. Для нового патриарха Кирилла существующее положение вещей в отношениях церкви с государством – недостаточно и более того, не приемлимо; он много раз говорил о том, что церковь – это не бюро ритуальных услуг. Недостаточно того, что 75 процентов россиян причисляют себя к православным на уровне своих бессознательных, культурных, «мифологических» реакций.

Причем, мы видели, что поскольку в самой христианской доктрине, православной доктрине существуют все три режима бессознательного, которые мы разбирали выше, соответственно, под смутным бессознательным «православием» можно понимать все, что угодно - от жесткой аскетической практики до мистической ноктюрнической созерцательности, которая на практике может выражаться в простой лени. А если это «затопленное Православие» еще не точно выявлено в человеческом бессознательном, не поднято на уровень сознания, но существует в виде грез, снов и интуиций, то оно вполне может соприкасаться с обрывочными элементами чего-то совсем другого.  Поди разберись, в каком режиме и когда это бессознательное православие будет действовать и к чему оно приведет на уровне сновидений.

Хотя, конечно, оно там есть, оно туда спустилось (не по своей воле, а под давлением атеистического советского государтсва), поэтому-то современные россияне и говорят – «мы православные», когда надо хотя как-то себя определять. На уровне логоса от православия осталось не много, а вот на уровне бессознательного каким-то смутным образом кое-что сохранилось.

Православие у современных россиян спустилось в бессознательное. Одна из главных задач нового патриарха Кирилла - выведение этого бессознательного Православия на уровень сознания и утверждение его в качестве православного логоса. Этот процесс может быть назван воцерковлением российского общества. Патриарх Кирилл много раз говорил, что церковь у нас отделена от государства, мы пока с этим ничего поделать не можем, мы достаточно слабы. Кто мы? Сознательные представители православного логоса. Но мы – это еще и весь народ наш, пока еще лишь бессознательно православный, пока еще стоящий в стороне, пока еще православный сквозь сон. Мы не можем сразу и четко воцерковить всех,  связать социальные, государственные, политические, образоватлеьные, культурные институты с нормативами Православия. Тем более не можем подчинить себе государство. Тем более, наше тяжело болеющее государство, которое, скорее, заразит нашу православную церковь, чем будет спасено ею. Мы его просто не потянем. Поэтому патриарх Кирилл ставит своей программой наступление Церкви на общество. Он многократно подчеркивал ранее: да, церковь отделена от государства, но в какой статье современной Конституции утверждается, что церковь отделена от общества? Такого утверждения нет в силу того, что общество – вещь более размытая, более неопределенная, менее точно поддающаяся регламентации социально-политических, юридических и административных кодексов. А значит, для воцерковления российского общества никаких преград нет.

Наступление Церкви на общество

После ликвидации советского логоса все больше внимания сосредотачивалось на Православии. Фигура покойного патриарха Алексия II была в этом смысле переходной. Его задачей было немножко отогреть загнанное большевиками в сферу бессознательного православное самоощущение, пригласить его к развитию, вселить уверенность и вместе с тем удержать Церковь от экстремизма и шатаний, свойственных неофитству. В данный момент мы  переходим к следующей части программы: к постепенному воцерковлению общества, общества в целом, включая культуру, образование, и позже, на заключительном этапе власть.

В первую очередь наступление пойдет по линии образования, потому что важнее всего начать с тех областей, которые приоритетно занимаются логосом. Сейчас во многих школах начинается введение основ православной культуры. В ВУЗах то здесь, то там вводится предмет теологии. Богословие преподается все шире и шире. Однако, это очень не простая, чреватая многими конфликтами вещь. То место, где снова должен утвердиться православный логос, не является пустым, оно уже занято. Оно захламлено останками предшествующего уже совершенно разложившегося советского логоса с сущесвтенными вкраплениями логоса либерального (в постмодернистской стадии), фрагментарно скопированного с западных обществ и кое-как инсталлированного в образование, политику, экономику, культуры, СМИ – включая наспех списанную с западных образцов Конституцию.

Предстоит непростая работа, потому что примирение православного логоса и логоса модерна невозможно. Логос модерна является отрицанием христианства, это логос антихриста, антилогос. Иногда, если дом пришел в полную негодность, лучше его построить заново, чем пытаться восстановить. Сейчас решается очень серьезный вопрос – будет ли снесено здание модерна (с вкраплениями постмодерна) под корень, и тогда на его месте построят (восстановят) православный логос (но это огромная работа и очень опасная, потому что какое-то время на месте числителя будет пустырь), либо будут пытаться каким-то образом сочетать несочетаемое, находить те части здания, которые еще не прогнили, еще целы, и которые можно так или иначе использовать, встроив в новый контекст. В любом случае и при любых обстоятельствах бессознательная идентичность русского народа будет становиться все более и более сознательной.

Христианские заповеди

Это, безусловно, очень сложный процесс. То, что залезло в подполье, во сны, вдруг начинает подниматься на свет. Но там, в знаменателе за это время ничего не прояснилось, не просветилось, а наоборот, накопилась масса предрассудков, бреда, случайных ассоциаций, слияний с нехристианскими архетипами. Многие, когда говорят о христианстве, даже не знают христианских заповедей. Распространено мнение, что основные христианские заповеди – это «не убий и не укради». На самом деле, это ветхозаветные заповеди. Они таковы.

1.    Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов пред лицом Моим.
2.    Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвёртого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои.
3.    Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно.
4.    Помни день субботний, чтобы святить его; шесть дней работай и делай в них всякие дела твои, а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни [вол твой, ни осёл твой, ни всякий] скот твой, ни пришелец, который в жилищах твоих; ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и всё, что в них, а в день седьмой почил; посему благословил Господь день субботний и освятил его.
5.    Почитай отца твоего и мать твою, чтобы тебе было хорошо и чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, даёт тебе.
6.    Не убивай.
7.    Не прелюбодействуй.
8.    Не кради.
9.    Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего.
10.    Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ничего, что у ближнего твоего». (в Исх.20:3-17)

А христианские, собственно христианские заповеди, это

«Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: Возлюби ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки». (Мф.22:37-40)

Вот эти две заповеди любви являются заповедями благодати, а десять заповедей Ветхого Завета – «заповеди закона». Христианство учит, что эпоха закона закончилась с приходом Христа, и начинается эпоха благодати, особого состояния, где многие параметры, в том числе моральные, ужесточаются, или смягчаются. Например, ужесточаются в том, что необходимо не просто соблюдать нормы, а соблюдать больше, чем эти нормы. Не просто подчиняться законам, но стремиться отдать жизнь свою за ближнего своего. Но с другой стороны, именно потому, что произошел переход от закона к благодати, можно есть свинину, которую Ветхий Завет есть запрещал, и  не обрезываться. Иудеям в эпоху закона было запрещено есть свинину и полагалось обрезываться. Христианство же говорит, что  в эпоху благодати можно этого уже не делать. Главное, чтобы было обрезано, как говорится в христианском послании, сердце. То есть мы должны посвятить сердце свое, а не плоть Христу и Богу.

Оппозиция православному логосу

Вот это стройное и выверенное учение сейчас будет подниматься из стадии бессознательного, смутного, культурного, сновиденческого православия в логическую структуру.

Конечно, здесь возникнет целый ряд проблем. Во-первых, огромное количество людей, воспитанных в советское время, а с другой - очень небольшое, но зато очень громогласное, визжащее количество демократов и либералов-западников, будут противостоять этому самым решительным образом. Одни, либералы-западники будут активно вровозглашать: «Смотрите, но ведь во всем цивилизованном мире, на Западе не так!», хотя как раз на Западе, например, в Соединенных Штатах Америки, многие процессы развертываются в контексте христианского (преимущественно протестантского) понимания. В «цивилизованной» Норвегии лютеранская церковь не отделена от государства, а в «цивилизованных» Англии, Испании,  Дании (и мнее цивилизованной Болгарии) благополучно установлены монархические режимы. В США в школе разрешено религиозное образование, огромное количество христианских проповеднических каналов. Но именно исходя из протестантской теологии, – с ее внутренним многобразием сект, - существует определенная терпимость к другим направлениям в христианстве или к нехристианским конфессиям. Именно потому, что спасение – дело индивидуума. Америка, как ни странно это может кому-то показаться, построена по жестким фундаментально протестантским чертежам. Когда Джорджа Буша-младшего спросили, почему он нанес удар по Ираку, он сказал: «Бог сказал мне – ударь по Ираку». Такое впечатление, что мы находимся где-то в Средневековье во время Крестовых походов, и граф Анжуйский получает откровение и собирает войско на завоевание земли обетованной. Но Буш – это уже XXI век. Это то же самое, как если бы Путина спросили: «Зачем вы ввели войска в Южную ОСетию и в Абхазию?», а он бы ответил бы: «Видение было». Кстати, если бы он так одни раз сказал, все бы от него бы навсегда отстали. Больше вопросов не было бы. В Америке это нормально, у нас это кажется  немыслимым.

В Европе, особенно на родине Великой Французской Революции, где в течение нескольких последних веков велась мощная фронтальная дехристианизация, дело обстоит сложнее. И там, христианство фундаментально загнано в подполье – намного глубже, чем в России.

Поэтому, когда сейчас у нас оно будет подниматься, нам будут рассказывать много мифов о Западе; нам будут говорить, что там, христианство отделено от государства; что это дело отдельной личности; что нельзя никому навязывать каких-то религионых предпочтений. Но при этом забывают, что в значительной степени такое индивидуальное понимание христианства есть результат работы протестантской рациональности – с ее стремлением к релятивизации сект и перевода религиозной практики на индивидулаьный уровень. К рациональности православной, русско-византийской это просто никакого отношения не имеет.

Вторая группа, которая будет препятствовать восстановлению правосалвного логоса – это люди, которые по инерции продолжают находиться в секулярных традициях советского периода. Это наши предки, получившие советское образование, преподаватели вузов, люди советской культуры. Все они все живут в парадигме антихристианского логоса. Конечно, они чаще всего отнюдь не воинствующие атеисты, как на предыдущих этапах, и многие из них отвечают, что «они православные», но православные они, как правило, именно на уровне «нижнего этажа». На уровне верхнего этажа (логоса) они светские модернисты, эволюционисты, прогрессисты, дарвинисты и видят мир более или менее «расколдованным» (по Веберу). Они будут выступать серьезным препятствием, так как для принятия православного логоса им надо будет перевернуть все: изменить саму структуру сознания, пересмотреть и переосмыслить образование, отвергнуть научные авторитеты. Эта огромная работа еще не начиналась, но она когда-то должна начаться. Дело в том, что тот «научный», «позитивистский» логос, который доминировал в советское время, не состоятелен, не имеет внутренней опоры в самой России и постепенно все больше и больше превращается в логос постмодернистский на самом Западе, откуда он к нам пришел. Поэтому хватка этого советско-материалистического, атеистичсекого, «научного» логоса не очень сильна. Соответственно, нет никаких оснований, что он сможет на долго еще сохранить свое влияние. И, тем не менее, прежние поколения – со своим инерциальным материализмом – еще определенное время буут выступать существенной помехой, о чем свидетельствует, например, письмо российских академиков против Православия – жалкое по своей бессодержатлеьности и наивности аргументов, но весьма показательное для той инерции, о которой мы говорим. 

Так или иначе, в нашем обществе в ближайшее время процесс перехода от православного бессознательного к православному самосознанию будет доминировать и постоянно нарастать.

Структура традиционного ислама: еще одна дробь

Теперь рассмотрим исламский фактор. Представив социум в виде дроби, как мы уже не раз проделывали. Теперь попытаемся в пространстве знаменателя этой дроби откопать еще один уровень. Таким образом, мы можем расширять социальную топику, открывая новые и новые «пласты в глубины» («paliers en profondeur» – по выражениею социолога Гурвича).

С исламом в советское время (а может быть, еще даже и раньше, во врмена  Российской империи) произошло приблизительно то же самое, что с христианством. Сознательный концептуально выверенный ислам, претендующий на исламский социальный логос, давно превратился в ислам подсознательный - ислам, от которого остались определенные жесты, обряды, архетипы, сюжеты, символы. Это значит, что в эпоху доминации православия, как государсвтенной религии Российской Империи, и в советское время по разным обстоятельствам, но ислам был помещен в область знаменаталя.

Специфика Кавказского региона состоит в том, что ислам многими кавказскими народами был принят сравнительно недавно,  и он сопрягается с другими местными доисламскими духовноыми традициями, которые на самом деле являются более древними и глубокими. В частности, нартский эпос, о котором мы говорили.

Таким образом, сейчас кавказские регионы, кавказские народы Северного Кавказа, за вычетом русских, имеют в знаменателе сразу два этажа, еще одну определенную дробь. Наиболее близкий к логосу и наиболее поверхностный уровень это ислам. Но ислам интуитивный, ислам как дань традициям, а не как самодостаточный осознанный социально-политический проект, ислам в целом бессознательный.
Еще ниже находится этномифология, которая с исламом связана лишь тем, что также находится в знаменателе, хотя на более глубоком его пласте.




Есть определенное концептуальное пространство, где эти два уровня знаменателя между собой соприкасаются. Это - суфизм. На Северном Кавказе очень распространены суфийские братства, тарикаты, вирды, которые, хотя и считаются духовной, мистической частью исламской традиции, исламской религии, на самом деле, через более широкое толкование исламских законов, заповедей, через привнесение многих локальных мифологических элементов служат инстанцией, где доисламская этномифология, домонотеистическая (не монотеистическая) традиция частично согласуется с исламом.

Существует также адат, особое горское право, которое есть нечто среднее между этническими обычаями и законами шариата.

Напомним, что пока и среди русских Православие является интуитивным самоопределением, бессознательным явленеим. Ислам существует приблизительно в такой же ситуации. Он находится в социальном подполье. Не только в юридическом подполье, но именно в социальном подполье.

Что значит нахождение ислама здесь в знаменателе? Это значит, что ислам блокирован, как в свое время было блокировано точно так же Православие, от того, чтобы выступать в качестве полноценного логоса, исламского логоса. Он выступает как исламский мифос. И как исламский мифос, его терпят, а как исламский логос – нет. Такой ислам является обобщенной бессознательной идентичностью многих северо-кавказских народов, почти всех, кроме осетин (и абхазов), которые преимущественно христиане. И сейчас многими силами предпринимаются попытки из бессознательного ислама прорваться на уровень исламского логоса.

Ваххабизм и исламский логос

Что такое исламский логос? В каких формах, где и как он проявляется? Проанализируем явление ваххабизма. Ваххабизм не просто прорастает в качестве идеологически-политического выражения бессознательного ислама. Ваххабизм является идеологией, импортированной из Саудовской Аравии, и представляет собой очень упрощенную политизированную версию. Ранее мы уже упоминали о трех ветвях христианства. Обратите внимание, как по-разному, например, протестанты, католики и православные понимают государство, церковь, иерархию, какие политические выводы делают из своих учений.

Так вот ваххабизм  в исламе, если сравнивать ислам с христианством, это некая искусственная конструкция, претензиця выбрать себя за нечто среднее, как если бы какое-то направление в христианстве провоозгласило, что оно претендует на общехристианство, на то, что является общим для православия, католичества и протестантизма. Это было бы сектой, неприемлимой ни для кого. Правда, именно так поступают чаще всего протестанты и некотороые протестантские секты (иеговисты, пятидесятники и т.д.), называющие самих себя – «христианами» без пояснений. Это должно сразу же настораживать.

Приблизительно то же самое утверждают ваххабиты. Они говорят: «Мусульманин – это универсальная категория. Независимо от масхабов (масхабы – это традиционная школа толкования ислама, в суннизме есть четыре масхаба, в шиизме – один), школ, национальных традиций. Поэтому давайте придерживаться только «Корана», а не его толкований и стоить на нем свой религиозный и социальный логос. Это будет чистым исламом». Иногда ваххабиты называют себя «салафитами» или сторонниками «чистого ислама». Они отрицают традиционный ислам и претендуют на то, что являются носителями некоего универсального, всеобщего ислама --  ислама, который, в первую очередь, противостоит, исламу, укорененному на местном уровне. Самым главным врагом ваххабизма и салафизма является суфизм, именно потому, что в суфизме легитимизируется аффектация бессознательного ислама еще более бессознательной этномифологией.

Ваххабизм основан на сетевой системе особых братств-джамаатов. Это структура жестко противоположна структуре суфийских вирдов или этнических объединений.

Ваххабиты и салафиты являются прямым аналогом протестантов, которые также изначально ставили задачу вернуться к ранне-христианскским общинам и освободиться от напластований толкований и обрядов, пришедших в христианство, с их точки зрения, позже. Можно сказать, что ваххабиты отстаивают исламский логос в полном отрыве от бессознательного и, более того, противопоставляют числитель знаменателю, считая что именно мифос (исламский или этнический) надо выкорчевывать прежде всего.

Салафитско-ваххабитский ислам получил широкое распространение на Северном Кавказе в ту эпоху, когда советская система рухнула. При этом он не пророс изнутри. Это проект целиком импортирвоанный, гетерогенный, в отличие от православного проекта. Православие прорастает из нашего бессознательного в наше сознание. От православного мифоса мы постепенно и с трудом переходим к православному логосу.

Ваххабизм же подобен не столько пробуждению исламских традиций в обществах Северного Кавказа, сколько импорту зарубежной западной идеологии нашими либералами. Вот в чем сходство между ваххабизмом и реформатороами 90-х:  и те, и те импортировали внешний логос. Одни – либеральный постмодернистский, который вообще к нашему обществу не имел никогда никакого  отношения. А другие - исламский еретический логос, который совершенно никаким образом не произрастал из почвы регионального ислама, особенно аффектированного своей этномифологической особенностью.

Этномифологические различия и суфизм

Бессознательный  ислам и адат является более-менее общими для большинства народов Северного Кавказа. Но этномифология является у каждого из них различной. Отсюда различные суфийские тарикаты, братства. В Чечне они называются вирдами. Заметим, что именно в Чечне суфизм распространен поголовно. Все чеченцы без исключения принадлежат к тому  или другому вирду. Нет ни одного чеченца, который не был бы членом суфийского ордена. Мифология вирдов имеет связь как с мистическими практиками традиционного ислама, то есть суфизма, так и сопряжена с этномифологическими моделями, свойственными только чеченскому этносу. Система вирдов является важнейшей социальной опорой организации чеченского общества.

Чеченское общество состоит из родов, тейпов и туккумов. Это кровно-племенные связи, образующие сложную конструкцию взаимодействий, кровной мести, экономических и политических отношений чеченцев. Совокупность тейпов и туккумов дает на вершине старейшин. Эта родовая структура дублируется системой вирдов, к которым могут принадлежать представители разных тейпов и туккумов. Благодаря этому происходит уравновешивание чисто родовых связей связями социо-религиозными. Кровное братство дополняется духовным братством (Эту структуру исчерпывающе описал чеченский традиционалист Хож-Ахмед Нухаев, предложивший на ее базе оригинальный проект переустройства чеченского общества в будущем).

Ваххабизм и традиционный ислам в Чечне

На фоне этого бросается в глаза следующее обстоятельство. Такие люди как Удугов или Шамиль Басаев, будучи, с одной стороны, выходцами из суфитской среды, и носителями чеченской этномифологической модели, в качестве социально-политического логоса «независимой Ичкерии», выбрали  именно ваххабизм. Когда чеченцам срочно потребовалась идеология сопротивления и сепаратизма, выбор пал на самое простое решение – заимствовать готовый исламский социальный логос вовне (в форме салафизма, чистого ислама), чтобы избежать сложной и кропотливой работы по вычленению этого логоса из глубин бессознательного и запутанных структур собственно чеченских этномифологических и суфистских мифов (с чем, тем не менее, успешно справился Нухаев). Кстати, именно благодаря этому, по большому счету, мы смогли в конце концов справиться с чеченским сепартизмом. Когда ваххабизм довольно активно стал утверждаться в Чечне и в Дагестане, он вошел в прямое противоречие с тем, чем являлся ислам бессознательный (традиционный). Ислам, естественным образом распространенный на Северном Кавказе, ничего общего с импортированным политическим исламом, с ваххабитским салафитским логосом не имел. Поэтому между ними в скором времени обнаружились жесткие противоречия. И внутри исламистов разгорелся конфликт по линии импортированный ислам – традиционный ислам, то есть ваххабитский логос против исламизированного кавказского мифоса.

Погружаясь в военный конфликт со светским постсоветским логосом под знаменем ваххабизма и западной демократии (Масхадов, Закаев), часть чеченцев поняла, что становится заложником совершенно чужой игры. С этим был связан феномен Ахмада Кадырова. Ахмад Кадыров – представитель этномифологического ислама. Басаев и Удугов – ваххабистского. Басаев, несмотря на то, что он чеченец и член суфийского вирда, занял сторону ваххабизма и стал организовывать в Чечне джамааты. Джамааты в какой-то момент вошли в конфликт с системой тейпов и вирдов, и раскол внутри чеченского сопротивления, который мы считаем блистательной замечательной спецоперацией, предопределившей исход второй чеченской компании, в значительной степени стал возможен из-за того, что эти противоречия полностью раскололи ряды чеченцев и противопоставили одну половину другой.

Если бы Россия в данном случае, российское руководство не проявило достаточную тонкость и не провело это разделение между допустимым и приемлимым (бессознательным) этномифологическим исламом и исламом ваххабитским, если бы этого не произошло, не известно, чем бы все кончилось. Потому что чеченцы, действительно, очень воинственный народ, они бы дрались до конца. Но разделение на два ислама, одного импортированного и другого, естественно произрастающего на этой территории, сыграло очень важную роль в тех позитивных результатов, которых мы добились на Северном Кавказе.

Неизбежные трения между Православием и ваххабизмом

Из этого анализа можно сделать важный вывод. На новом историческом этапе наиболее жесткими оппонентами в процессе выстраивания русского социального логоса на православной основе, будут не столько структуры традиционного ислама (ислама бессознательного и, тем более, этномифиологического ислама), сколько импортированный ваххабитский логос, который рано или поздно войдет в противоречие со структурирующимся православным логосом. Почему это неизбежно? Потому что это будут противоречия на уровне операционных систем. Православный логос утверждает одно, о том, что государство должно быть православным и основанным на симфонии властей (Патриарх Кирилл), ваххабитский логос утверждает прямо противоположное, что государство должно быть исламским, отсюда концепция единого мирового исламского государства, мировой уммы. Причем, если в традиционном исламе элементы шариата могут практиковаться в сочетании с адатом, местным правом, в рамках разнообразных региональных этнических и правовых конструкций, то в теории ваххабизма шариат мыслится как единственный и общеобязательный для всех закон. Мир делится на «дом ислама» (дар уль ислам) и «дом даджала» (дар-уль дадджал), врага ислама. Все, что между ними «дом войны» (дар-уль харб). Там, где есть исламское шариатское правление, там - «дом ислама». А весь остальной мир, называется «домом даджала», домом Антихриста для мусульман, против которого надо вести войну. Причем, эти простейшие модели являются общеобязательными для мусульман ваххабитско-салафитского толка и совершенно не обязательны для мусульман, живущих на Северном Кавказе.

Православный логос и ислам на новом историческом витке

Как решить эту проблему? Во-первых, совершенно очевидно, что для того, чтобы избежать жестких межконфессиональных конфликтов, необходимо перекрыть возможность для доступа импортируемых идеологий.

Для того чтобы обезопасить Россию от дальнейших диверсий со стороны западных сетей влияния, необходимо перекрыть влияние США и их агентов на Кремль и свернуть насаждение постмодернистского логоса в культуре, образовании, экономике, обществе. Точно также необходимо перекрыть каналы влияния ваххабитских центров на исламские регионы России. И для этого есть одно очень веское основание.

Поступая, таким образом, Россия может не только ограничивать в чем-то местное исламское население, но напротив, выступать совместно и солидарно с представителями традиционного ислама, для которого джамаатские, салафитские идеологии представляют угрозу в первую очередь. Можно еще раз напомнить, что ваххабизм - это реформаторская, ультрасовременная секта, созданная еще в XVIII веке английскими агентами влияния для развала Османской империи. Сами мусульмане прекрасно понимают, что речь идет об исламе искусственном. Поэтому предотвращение новых конфликтов с исламом на Северном Кавказе решается на основе тесного сотрудничества и плотного альянса с традиционным исламом – с тем с исламом, который находится в бессознательном.

С прагматической точки зрения, для сохранения контроля над Кавказом, укрепления этого контроля со стороны России, нам чрезвычайно важно поддерживать традиционные представления местных народов, наличествующие на нижнем ярусе знаменателя (этномифологию), что будет укреплять мозаичную структуру кавказских этносов и не позволит им сложиться искусственную антироссийскую коалицию под эгидой общего числителя (как отчасти это произошло в Чечне с ваххабитским проектом).

Евразийский проект

По мере развития православного логоса, традиционный ислам (с этномифологией в своей основе) тоже захочет иметь какое-то социальное выражение. О христианизации на данном этапе не может быть и речи, поскольку эта вещь достаточно тонкая и деликатная. Россия никогда не занималось принудительной христианизацией Кавказа. Православная Церковь предлагает всем народам признать истину Христову, но не настаивает на этом. Это дело свободного выбора. Поэтому проекта христианизации мусульманских народов Северного Кавказа как такового нет. Его нет ни у нынешнего патриарха, нет ни в нашем обществе.

Следовательно, мы должны найти новый modus vivendi, новую форму сосуществования с традиционным исламом и предложить ему внятные модели социализации и выхода на уровень общероссийского социального логоса.

В качестве предварительных набросков существует проект евразийского ислама. Этот проект ставит своей целью обобщить интересы традиционных исламских народов Северного Кавказа, учесть их на уровне региональной политики таким образом, чтобы они имели свое легальное и оформленное представительство и на региональном, и на федеральном уровне. В частности, надо двигаться в направлении легализации на уровне муниципатльного законодательства некоторых местных обычаев и обрядов, составляющих элементов адата или шариата. Главная задача не загонять ислам и местные обычаи в подполье, где они могут сцепиться с революционными исламистскими ваххабитскими тенденциями, но найти форму  сосуществования евразийского ислама с тем православным логосом, который постепенно будет конституироваться все более и более отчетливо.

Когда нынешний Патриарх Кирилл еще возглавлял Отдел внешних церковных связей, им очень много было сделано для того, чтобы найти взаимопонимание с представителями традиционного ислама.