Антропология. Этносоциологическая деконструкция

Кроме того, против актуальности западного научно-материалистического подхода говорит его иерархичность, которая заведомо считает народы, не принадлежащие западной культурной парадигме, «примитивными», «неразвитыми». Структурные лингвисты доказали, что так называемые «примитивные племена» используют ровно столько же понятийных конструкций, сколько современный западный человек. А чеченцы и ингуши считают себя потомками волков, что совершенно конкретным образом сказывается на их психологии и восприятии «своих» и «чужих». Можно себе представить какое отношение у «потомков волков» может возникнуть к тем, кто своим происхождением обязан обезьяне.

Справедливости ради стоит отметить, что социокультурная антропология также долгое время «грешила» эволюционистским подходом и считала западную цивилизацию пиком развития, а не относящиеся к ней народы «отсталыми», «недоразвитыми». Одним из самых ярких представителей такого подхода можно считать Люсьена Леви-Брюля. Разворачивая свою теорию, он говорил о двух типах мышления – логическом и пралогическом. По его мнению, свойственная архаическим народам пралогическая форма мышления характерна своего рода «мистическим соучастием». Ее главный недостаток в том, что она избегает противоречий, склеивая в мифе оппозиционные пары. В свою очередь логическая форма, характерная для развитых культур, этих противоречий не избегает, что приводит к развитию и прогрессу.

Если учесть эти ошибки историко-биологического подхода (материализм и эволюционизм), то за основу антропологического анализа следует брать принцип включенного анализа, то есть изучать то, как представители тех или иных этносов воспринимают себя сами. Это позволит обнаружить те структурные константы этнического общества, вокруг которых разворачивается самоидентификация человека, а также его отношение к «соплеменникам» и представителям иных этносов, дружественные они или враждебные исходному. Именно в соответствие с этими константами антропология может иметь более объективный характер. Беря этот принцип на вооружение, мы также отвергаем идею прогресса и эволюции, объясняя их локальными этническими процессами этногенеза. Соответственно, отсутствие прогресса и эволюции, выражаясь языком Льва Гумилева, можно объяснять гомеостазом, внутренним равновесием.

Одним из центральных подходов выбранного метода является также географический детерминизм. Это принципиальный момент, поскольку этнический образ мышления, являющийся основой мышления как такового, характерен сакрализацией пространства и находящихся на нем объектов, будь то реки, горы, леса или степи. При этом при физическом перемещении этноса, эта географическая сакральность не перестает играть своего центрального значения для коллективного мировосприятия народа. Как пример здесь можно привести евреев, которые в течение долгих веков изгнания, Галута, продолжали себя идентифицировать с «народом Израиля», не говоря уже о значении для иудеев горы Сион. Таким образом, географический миф является этнической константой, которая является не только неким бессознательным фактором в жизни представителей этноса, но еще и участвует в рациональной организации мышления. Как мы видим, еврейский Галут закончился созданием государства Израиль, что сами евреи расценивают как эсхатологический фактор, предшествующий приходу Машиаха.

Стоит также отказаться от «общечеловеческих» идей гуманизма и вообще понятия «человечество». Этническое сознание под «людьми» обычно подразумевает только членов своего этноса. При этом членом такого этноса могут быть не только «люди», но и предметы, животные, растения и даже стихии. Восприятие членов других этносов обычно связано с этническими стереотипами. Чем хуже отношение одного этноса к другому, тем более негативен стереотип. Именно так в мифологиях появляются представители иных миров – бесы, ангелы, демоны и прочие. Стоит также отметить, что зачастую в ходе физического противостояния двух этносов, победители забирают побежденных в качестве рабов, которые отнюдь не начинают считаться членами племени. Их даже не хоронят. Это свидетельствует о том, что они не вписываются в понятие «человек» для этноса-победителя. При этом стоит добавить, что все этносы имеют различные степени инклюзии и эксклюзии, а также связанные с ними понятия комплиментарность и некомплиментарность, которые ввел Сергей Широкогоров. Инклюзия и эксклюзия подразумевают различную степень открытости и закрытости этноса для вхождения в него новых членов. В свою очередь комплиментарность и некомплиментарность характеризуют в отношении какого этноса стоит быть «открытым», а какого «закрытым». К примеру, русские имеют высокую степень инклюзии, а вышеупомянутые евреи в существенной мере высокую эксклюзию. Кроме того, русские оказались комплиментарны татарам, что в значительной степени повысило динамику этногенеза в России. Евреи же за счет своих эксклюзивных качеств смогли в течение многих веков сохранить свою идентичность и не подвергнуться ассимиляции, как это происходило в истории со многими другими народами.

Если считать, что время это скорость изменяемости пространства, то эта категория также является сугубо этнической. То есть этнос, характерным для себя образом описавший и сакрализовавший территорию своего проживания, создает специфическую матрицу объектов, которые имеют для его жизни значение и на которые обращено его внимание. Совокупность пространственных структур, таким образом, определяет направление и скорость течения времени. Это неизбежно приводит к выводу, что время во всех его характеристиках является субъективной категорией.

Вместе с тем вопреки расовой и биологической теориям происхождения человека, коллективное этническое сознание подразумевает веру в общее происхождение, миф. Он ставит перед человеком индивидуальный выбор оставаться в этносе или покинуть его, избрав какой-то иной миф, или не избрав его вовсе. Таким образом, эволюционистская материалистическая антропология является узким субъективным конструктом западной культуры, которая, как выясняется не менее мифологична, чем остальные «нерациональные» культуры.

Понятие «другого»

Как писал нидерландский философ Йохан Хейзинга, базовыми операциями мышления являются «разделение» и «соединение». По его мнению, человек отличается от остальных живых существ тем, что интенсивнее других «различает», разделяет. Отделение, дифференциация себя являются структурным моментом этнического сознания. Фактически этим механизмом обусловлена внутренняя демографическая динамика в этносе. Ярким примером здесь может послужить обмен женщинами между двумя семьями, принадлежащими одному племени. Как правило, этническая культура в разной степени строгости устанавливает запрет на инцест, поэтому выдача женщин замуж за мужчин соседнего семейства является принципиально важным демографическим элементом. То есть два семейства, рода или даже племени принципиально отличают друг друга, но при этом включают в свои ряды представителей соседних семейств, родов или племен. Вместе с тем после выдачи женщины замуж за представителя соседнего семейства, остальные члены обоих семейств не становятся родственниками и считают друг друга свояками, что позволяет осуществлять такого рода обмен и в дальнейшем.

Хейзинга считал, что такого рода выборочная дифференциация лежит в основе всех этнических структур. Таким образом, этничность предстает как специфическая модель дифференциации с четкими параметрами включения и исключения. Возвращаясь к теории Леви-Брюля, стоит отметить, что такая структура дифференциации действительно в корне отличается от западной логической модели, берущей свое начало от Аристотеля. Согласно базовым понятиям аристотелевской логики А не равно Б, тогда как этническое сознание при этом осуществляет операцию включения и получается что-то вроде «свое как свое и чужое как свое». Парадоксальным образом неравенство разрешается.

Стоит отметить, что по этой модели западная логика попадает под характеристику радикальной дифференциации или полной эксклюзии, когда А принципиально не имеет ничего общего с Б. На практике это выглядит как предельно конфликтологический тип отношений, который не только накладывает запрет на брак с членом эксклюзивного племени, но и может закончиться военным столкновением. Это может относиться как к какому-то конкретному племени или этносу, так и ко всем остальным. Они выносятся на периферию этнического быта. При этом, правда, в ходе развития полной эксклюзии в виде войны, победившая сторона в разных случаях, к примеру, забирает либо женщин, либо детей, либо рабов, что подразумевает включение их в быт этноса-победителя. Таким образом, даже полная эксклюзия, не всегда бывает полной и небольшая степень инклюзии все же присутствует.

В противоположность полной эксклюзии существует и полная инклюзия, которая, если говорить языком Аристотеля, выражается формулой А=А. В такой модели этнической дифференциации «чужих» практически нет и зачастую в этом случае не существует запрета на инцест. Модель преобладания инклюзии над эксклюзией встречается в истории русских, которые зовут иностранца Рюрика княжить над собой.

Различные виды баланса между инклюзией и эксклюзией создают целую систему автостереотипов и гетеростереотипов, то есть представлений «себя» и «другого». Эти образы могут носить ругательный, ироничный, оскорбительный или восхвалительный характер. К примеру, в русских сказках образ типичного представителя западной культуры видится как «Кощей бессмертный», а образ представителя Орды в виде Змея Горыныча. Стоит отметить, что оба образа связаны с похищением невест, то есть попытками разомкнуть внутреннюю модель баланса инклюзии и эксклюзии, вокруг которой разворачиваются культурные элементы этноса. Собственно система такого рода «предрассудков» и предопределяет динамику этногенеза.

Этничность и современность

Как мы уже указали, прогресс, развитие и «современность» являются базовыми установками западных культур и рационального в нем не меньше и не больше, чем в остальных культурах. О том, как этничность влияет на современные общества, в частности активно писали Эмиль Дюркгейм, Макс Вебер, Вернер Зомбарт и другие. Однако, принципиальный вывод о невозможности доминации западной научной парадигмы в анализе культур заявили структуралисты, среди которых выделяются Бронислав Каспар Малиновский и Франц Боас.

Последний отличился заявлением, что многие культуры не просто «не развиваются», но и не собираются как-то «развиваться», поскольку их этническая парадигма ориентирована на принципиально другие приоритеты. Поэтому желание ускорить их развитие, принести им «дары цивилизации» является колониальным подходом, что является проекцией культурных установок Запада. Именно Боасу принадлежит идея использования метода  «включенного наблюдателя», который позволит изучать этносы более объективно.

Такой плюральный подход был подхвачен структурными лингвистами Фердинандом де Соссюром и Эдвардом Сепиром, которые выдвинули идеи принципиальной непереводимости языков. Переводы с одного языка на другой они называют субъективными интерпретациями, отражающими приблизительные значения.

Этноцентрум

Важным элементом этничности является то, что Вильгельм Мюльман называл «этноцентрумом».  Этот структурный компонент, как следует из названия, связан с тем, что представители этноса считают «центром мира», вокруг которого разворачиваются основные моральные, социальные, религиозные и межэтнические нормативы. Фактически этноцентрум – это то, что окружено культурой, к чему она сводится, на чем сходятся ее основные элементы. Соответственно, не покрытые пространства (социальные, ментальные, территориальные, религиозные) являются периферией этноцентрума, где обитают представителя эксклюзивных явлений, а также других этноцентрумов. Мюльман подчеркивает, что любой этнос является этноцентричным и вокруг этого этноцентрума разворачивается вся динамика его жизни. Собственно, периферия в данном случае играет не меньшую роль, чем сам этноцентрум, поскольку именно она определяет, где заканчиваются «мы» и «наше», и начинаются «они» и «чужое».

Этноцентрум не меняет своей структуры, даже если этнос постоянно передвигается. Ярким примером здесь могут служить кочевые культуры. Интересно, что такие авторы как Людвиг Гумплович, Фридрих Ратцель и др. приписывают именно кочевым культурам создание такого феномена, как государство. Государство, как аппарат насилия. Причем в большинстве случаев это явление носит инородный характер, как следствие захвата территорий. Кочевые культуры вели полувоенный и зачастую грабительский образ жизни, захватывая и облагая данью оседлые племена и этносы. В свою очередь это требовало установки определенных нормативов на захваченных территориях, что вылилось потом в идею государства. Кочевые культуры разделяют на морские и сухопутные. Морские отличаются колониальным подходом к захваченным территориям, сухопутные же в свою очередь делают покоренные земли своими провинциями. При этом сухопутные кочевники зачастую терпимо относились к этнической и религиозной идентичности, в отличие от колониального подхода морских кочевников, которых предпочитали доминацию своей культуры. Собственно наука Геополитика приписывает происхождение западной культуры именно морским кочевникам.

Пол

В большинстве случаев этническая темпоральность связана с циклическим восприятием времени. Это напрямую соотносится с динамикой эротической жизни этноса, поскольку размножение связывается с воспроизводством душ, которые возвращаются от умерших предков к детям. Поэтому, к примеру, существует давняя традиция называть новорожденных в честь дедов и бабок. Таким образом, размножение становится сакральной акцией, контролем над которой обладает одна из центральных фигур племени – шаман. Его главной функцией является обеспечение равновесия и хода циркуляции душ.

Этническое сознание не подразумевает в качестве пола исключительно физиологические особенности. Пол в этносах и племенах – это набор социальных ролей, строго определенных структурной спецификой. К примеру, вышеупомянутые кочевые культуры отличаются мускулинойдным характером, что связывают с постоянными передвижениями, войнами, захватами и грабежами. Женское начало у кочевников минимализировано, что выражается в дефиците женщин, реализация которых подавлена динамикой жизни таких племен. Это приводит к тому, что одним из основных промыслов кочевника становится похищение или захват в рабство женщин побежденного племени. Оседлые аграрные культуры отличаются андрогинным типом взаимоотношений между полами, своего рода равноправием. В свою очередь культуры собирателей и охотников обычно матриархальны и в них доминирует феминойдность. Это зачастую сопровождается природными женскими культами. Баба Яга в русских сказах является гетеростереотипом финно-угорской феминойднойсти. Соответственно, с точки зрения кочевников аграрные культуры феминойдны, а с точки зрения охотников-собирателей сугубо мускулинойдны.

Гомеостаз

Изначально этническая культура построена на равновесном, гомеостатическом принципе. Вышеописанный принцип циркуляции душ не подразумевает резких демографических скачков. Однако, именно периферия и наличие другого этноцентрума так или иначе постепенно выводит этнос из гомеостатического состояния. Растет внутренняя динамика социальных отношений. Стоит отметить, что сакральный принцип жизни в этносах сопровождается постоянными актами социализаций и инициаций в структуры, из которых он состоит. Социализацию в «мир мертвых» проходят даже скончавшиеся члены этноса. Это необходимо для того, чтобы умерший мог вернуться, поскольку его личность заносится в общую структуру мифа. Также социализируются животные, растения, рыбы и даже природные явления. Природа персонифицируется.

Существуют также отрицательная социализация, то есть когда из этноса исключают, изгоняют либо какие-то маргинальные элементы, девиантов, либо людей, не способных по каким-то причинам проходить акты социализации. От нее также можно отказаться, что тоже заканчивается изгнанием из племени. Вместе с тем шаман в определенном смысле также является носителем девиации, поскольку не выполняет основных социальных функций. Однако, он обладает способностью «понимать знаки», «разговаривать с животными и стихиями», а также исцелять, что ставит его девиацию на службу этносу. Шаман является хранителем мифа, его смыслов и значений, поэтому ему принадлежит функция поддержания равновесия.

Смерть и каста войнов

Этническое сознание различает два вида смерти: «добрую» и «злую». «Добрая смерть» связана с ритуальным естественным умиранием, попадание в цикл душ и последующее возвращение. «Злая смерть» связана с насильственной смертью от рук представителей иного этноцентрума, периферии. Такая смерть выбрасывает из цикла душ и ломает равновесие в этносе. Страх перед «злой смертью» движет этнос к созданию оборонительных структур, воинских союзов. Стоит отметить, что таким образом гомеостаз в этносе раз и навсегда нарушается, поскольку члены таких воинских союзов сами становятся представителями «злой смерти» для других этноцентрумов. Кроме того, наличие врагов требует постоянного увеличения демографии, а забранные в рабство представители иного этноса  или племени автоматически ломают внутреннее равновесие, поскольку создается иерархия из низших и высших. Как мы уже упоминали, рабов не считают представителями этноса.

Поскольку цикл разорван, роль шамана уменьшается, а оборонительные и связанные с ними модернизационные проекты становятся все более актуальными. Кроме того, воинская модель господства и иерархии приводит к разрушению внутреннего баланса в этносе. Возникают государственные модели, которые связаны, как мы уже отмечали, с процессами подавления и контроля. Примечательно, что представители воинской касты в этносах, как и шаман, являются своего рода девиациями, поскольку их очарованность ужасом «злой смерти» фактически приводит к угасанию этнических структур и разрыву цикла. Этнос перестает быть самодостаточным, что приводит к повышению динамики этногенеза. Далее это приводит к угасанию этнической культуры и модернизации, которая основана на прямом отрицании этнических структур. При этом полностью они не исчезают и продолжают работать через язык и то, что Карл Густав Юнг назвал коллективным бессознательным. Стоит подчеркнуть, что этнический миф всегда в корне отличен от религиозного сознания, которое появляется после драматического слома внутреннего равновесия. Религиозность, как и государственный свод нормативов и правил, накладывается на этничность, которая позже существенным образом видеоизменяет их. Иллюстрацией здесь могут послужить число разнообразных христианских конфессий. Даже православия, к примеру, русское и осетинское во многом отличны. На последнем существенным образом сказывается нартовский эпос. Таким образом, базовые этнические архетипы остаются центральным антропологическим фактором, который определяет сознание, идентичность, поведение, психологию и социальные аспекты человека и его окружения.

Заключение

В данной работе мы попытались описать основные антропологические факторы, определяющие жизнь не только человека, но и общества, в котором он существует. При этом была осуществлена попытка провести деконструкцию материалистического метода антропологии, который мы считаем не достаточно объективным в виду его сугубо локального происхождения и применения. Такого рода антропологический плюрализм делает науку более объективной и избавляет предмет антропологии от бесконечных замеров черепа и физиогномических параметров. Кроме того, структурный анализ позволяет сконцентрироваться не на изменчивых элементах, а на том, что принципиально не меняется с точки зрения географии, истории и даже биологии. В эпоху развития технологий, когда понятие «человек» постепенно вытесняется все более актуальными «киборгами», «мутантами», «клонами» и виртуальными социальностями, это чрезвычайно важно. Важно, прежде всего, потому что понятия «человек» и «человечество» появилось в эпоху модернизации, затухания этнических структур. Это стало своего рода орудием их подавления. Соответственно теперь, когда эти понятия подвергаются эрозии, можно констатировать, что этнические структуры некоторым образом начнут выходить на поверхность и упомянутые выше «научные» фантазии, довольно близкие к их реализации, можно считать новым предметом культурной антропологии. Таким образом, изучая константы, мы получаем ключи не только от прошлого, но также от настоящего и будущего, которые с точки зрения этнического сознания существуют одновременно.

Список литературы

Вебер М. Избранные произведения. — М., 1990.
Гумилев Л. Древняя Русь и Великая Степь. — М., 1992.
Гумилев Л. О термине «этнос» //Доклады отделений комиссий Географического общества СССР. Вып. 3. 1967;
Гумилев Л. Этногенез и биосфера Земли. — Л., 1989.
Гумилев Л. От Руси к России. — М., 2003.
Гумплович Л. Социология и политика. М., 1895
Гухман М. М., Э. Сепир и «этнографическая лингвистика», «Вопросы языкознания», 1954, № 1;
Дугин А.Г. Постфилософия, М. 2009
Дугин А.Г. Основы геополитики, М., 2000
Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. — М., 2006.
Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях. Часть 2. М., 1964–1965
Зомбарт В. Сочинения в 3-х т. — СПБ, 2008.
Кузнецов В.А. Нартский эпос и некоторые вопросы истории осетинского народа. - Орджоникидзе, 1980.
Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1994.
Леви-Стросс К. Структурная антропология. — М., 1983
Малиновский, Бронислав Научная теория культуры (A Scientific Theory of Culture)/ Пер. И. В. Утехин, 2-е изд. испр. М.: ОГИ (Объединенное Гуманитарное Издательство), 2005. — 184
Малиновский, Бронислав Избранное: Динамика культуры / Пер.: И. Ж. Кожановская и др. М.: РОССПЭН, 2004. — 960 с
Пропп В.Я. Морфология сказки. — М.: Лабиринт, 1998.
Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М., 1977.
Соссюр Ф. де. Заметки по общей лингвистике. М.: Прогресс, 1990; 2001.
Хейзинга Й. Homo Ludens: Опыт определения игрового элемента культуры. М., 1992.
Хейзинга Й. Осень средневековья. М., 1988
Широкогоров С.М. Этнос: Исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений. — Шанхай, 1923
Элиаде Мирча. Священное и мирское. — М., 1995
Элиаде Мирча. Миф о вечном возвращении. — М., 2000
Элиаде Мирча. История веры и религиозных идей. — М., 2001
Элиаде Мирча. Аспекты мифа. — М., 2005
Юнг К.Г. Психология бессознательного. М., 1994
Юнг К.Г. О современных мифах. М., 1994
Юнг К.Г. Архетип и символ. — М., 1987
Якобсон Р. Взгляды Боаса на грамматическое значение. – В кн.: Якобсон Р. Избранные работы. М., 1995

Muhlmann W. Methode der Volkerkunde. Stutgart, 1936.
Muhlmann W.E. Krieg und Frieden: ein Leitfaden der politischen Ethnologie mit Berucksichtigung volkerkundlichen und gechichtlichen Stoffes. Heidelberg, 1940.

Владимир Никитин