ВОЗРОЖДЕНИЕ КШАТРИЕВ

Быть военным не просто профессия. Это нечто большее даже чем призвание. Военным надо родиться. Военные — это тип, своего рода каста, обладающая совершенно особыми психологическими, этическими установками, общими для армий всех времен и народов мира. Индусы зачисляют всех военных в отдельную касту, которую они называют “кшатриями”. Традиционное индусское общество знает три главные касты. Это — брахманы (жрецы), кшатрии (военные) и вайшьи (производители и торговцы). Согласно французскому исследователю древних индоевропейских обществ Жоржу Дюмезилю индусская традиция сохранила вплоть до настоящего времени ту картину, которая наличествовала у всех индоевропейских народов в древности. Более того, Дюмезиль считает такое трехчастное деление общества и соответствующую ему иерархизацию божеств по трем категориям главной отличительной чертой древних ариев. Любопытные идеи — заметим по ходу дела — высказал Дюмезиль относительно вайнахов (чечен и ингушей), чья мифология и социальное устройство еще с древних времен были строго обратны традиции живших рядом сними арийцев-осетин. Вайнахи перевернули нормальные мифологические, социальные и этические пропорции, сделав из низших, аморальных полубожеств-трикстеров главных богов своего языческого пантеона. Вместе с тем, они отбросили и арийскую модель трехкастового устройства и т.д. Так что многие секреты настоящего времени уходят в далекое-далекое прошлое. Но это отдельная тема. Как бы то ни было, воины, кшатрии, считались одной из высших каст традиционного индоевропейского общества, и есть все основания считать, что такая модель в огромной мере повлияла на социальную структуру индоевропейских народов и после того, как большинство из них приняло христианство.

Следовательно, каста воинов должна рассматриваться нами как один из важнейших компонентов государственного и социального устройства.

С одной стороны, каста кшатриев традиционно считается второй, находящейся ниже касты брахманов, жрецов. Но такую иерархию нельзя понимать буквально. Традиционный взгляд на устройство мира ставит во главу угла духовные ценности, невидимые миры принципов, метафизическое созерцание. Это и есть преимущественная область брахманов. Жрецы заняты, в первую очередь, потусторонним, и они стоят выше кшатриев только в том смысле, что требуют от тех подчинения их высшим началам. А с точки зрения земных дел — особенно социального устройства — кшатрии являются в полном смысле слова первыми и главными, образуют полноценную и законченную элиту традиционного общества. Воины, военная аристократия выдвигают из своей среды королей, царей, вождей, которые в максимальной стадии развития государства становятся императорами. Иными словами, в вопросе жизнеустроительства и государственной, общественной жизни именно воины были осевым социальным компонентом.

Отсюда и главные функции воинов — защита государства и народа, осуществление судейских и административных функций и т.д.Именно каста воинов в арийском обществе была становым хребтом социальной организации, выдвигала из своей среды людей для занятия всех ключевых социальных постов.

Если мы взглянем на историю европейских народов, и в том числе на историю славян, мы увидим, что практически вся аристократия, все боярство и дворянство были выходцами именно из семей военных. Княжеская дружина дала всю изначальную аристократию России, и в течение многих веков доминация касты воинов — в той или иной форме — сохранялась непоколебимой.

Православный мир, где брак разрешен для черного духовенства, знал кастовый — или почти кастовый — принцип и для клира. Таким образом, аналогия с традиционным индоевропейским обществом здесь была полной.

Но вместе с тем, между двумя высшими кастами существовала довольно гибкая система взаимопроникновений. Часто, к примеру, бояре пополняли ряды белого духовенства, что позволяла полностью удовлетворять духовные запросы тех “кшатриев”, которые предпочитали потустороннее посюстороннему.

Кроме того, через военную службу или монашество путь к верхам социальной лестницы был открыт и для отдельных представителей низших сословий, которые горячем религиозным чувством или храбростью на поле боя могли доказать свое право на более высокую социальную ступень, не подвергая при этом сомнению сам факт оправданности и разумности сословной системы.

Но нас интересует здесь следующее. — Именно каста воинов дала государственно-образующую среду индоевропейских обществ. И это в полной мере применимо и к русской истории. Русское государство создано и утверждено воинами, князьями, дружиной, кастой русских кшатриев.

Именно воины — а не актеры, не юмористы, не аналитики, не секретари обкомов, — создали Русь и русское общество. Не просто сохранили и защитили его, — нет, все гораздо глубже, — они его сверстали, скроили, спроецировали и реализовали, они им нераздельно правили, его возглавляли, его содержали.

Поэтому военный вопрос и сегодня должен быть центральным для всей социальной жизни, а это значит, мы должны подойти к проблеме кшатриев с особой серьезностью и вниманием. Решение этого вопроса неразрывно связано с вопросом о будущем нашего государства, с вопросом о политической власти.

Индусы — с их духовным реализмом и детальным знанием человеческой психологии — описывают касту кшатриев как самостоятельный человеческий тип с особыми наклонностями. особой этикой, особой природой, особыми ритуалами. Изложение этого заняло бы целые тома, поэтому ограничимся самыми важными моментами.

Кшатрии, воины представляют собой тип, который лучше всего воплощается в действии “экспансии”, “расширения”. Брахманы, жрецы представляют собой вертикаль и концентрацию. Кшатрии — горизонталь и расширение. Суть кшатрия, воина — волевой предельно напряженный импульс, выброс энергии вовне. Не случайно индусы называют символической целью жизни кшатрия — “каму“, “желание”. Мужской, агрессивный, захватнический, силовой принцип по преимуществу, стремление максимально расширить пределы своего контроля своей доминации, своего начала.. Воины хотят “тотализовать” себя, простереть свое присутствие на максимально большое социальное и географическое пространство. “Желание” — высшая тайна воина, яркий огонь его воли, стремление излить вовне переизбыток своей внутренней, хлещущей через край жизненной силы. Термин Льва Гумилева “пассионарность” прекрасно характеризует сам тип кшатрия в его наиболее чистой и совершенной форме.

Воина отличает именно позитивный. созидательный, экспансивный принцип, переизбыток силы и энергии. Эта солнечная световая агрессия в нем изначальна. И лишь потом, на втором этапе реализации — и лишь по отношению к тому, что выступает для воина в качестве препятствия — созидание превращается в разрушение, уничтожение, смерть. Эта разрушительная сторона воинов и войны происходит не из “желания”, а из препятствия к его осуществлению. Иными словами, смерть и разрушение, которые неразрывно ассоциируются у нас с войной, на самом деле, являются не основным, но побочным, второстепенным элементом воинского архетипа. Воин хочет созидать и строить. Но реальность устроена так, что ему всегда кто-то или что-то мешает, препятствует, становится поперек пути. Вот это “препятствие” и подлежит уничтожению, каким бы оно ни было — либо враждебным государством, либо косностью масс, либо неподатливостью природной среды, либо не дисциплинированностью и своеволием низших, безответственных слоев — работников, торговцев, просто разноликого сброда. Здесь и только здесь проступает отрицательная, негативная сторона воинственного начала.

Созидательность кшатрия воплощается как в высшей форме в творении Государства, упорядочивающей системы, приводящей хаотический разнобой частных интересов и стремлений к единому гармоничному ансамблю, воплощающему строй и порядок, свойственный высшим, невидимым мирам духа, на этой несовершенно земле. По мнению немецкого философа Ганса Блюхера “государство — это чисто мужское создание, оно возникло из Mannerbund, древнеарийских мужских воинственных союзов”. В государственном строительстве воплощается высший момент кшатрийского желания, это — венец воинской любви.

Вторая сторона желания — более материальна, но также неразрывно связана с кшатрийским архетипом . Речь идет о любви к женщинам. Это также неотъемлемая сторона воина. Любовь и смерть. Убийство и гибель наряду с жарким огнем чувственного влечения. Иногда накал любви столь возрастает, что ее объект абсолютизируется. Тогда мы получаем нечто аналогичное средневековому рыцарству — обособлению европейских кшатриев в специальную организацию, где Любовь в прекрасной Даме сливается с эзотерической доктриной, а земная женщина полностью отступает перед раскаленным выше всех пределов желанием Женщины Небесной, Сверхженщины, Беатриче, Софии.

Традиционное общество дифференцирует этику в зависимости от типа. Для жреческой касты рекомендуются воздержание, аскетизм, полная отвлеченность от мирских дел — как в их созидательной, так и в их разрушительной ипостаси. Убить человека, погрузиться в социально-политические процессы, пожелать женщину для жреца — ужасный грех и нравственное падение. Для воина все наоборот. Если он нерешителен, вял, равнодушен, безволен, безразличен, пассивен, нетемпераментен, дрябл, отвлечен от жаркой плоти бытия, он никуда не годится и лишь позорит свое сословие, свой архетип, свою касту. От хорошего кшатрия, конечно, требуется повышенного внимания к духовным советам жрецов, верность Традиции, смирение перед принципами, понять которые ему не дано и которые являются прерогативой созерцателей. Но он не должен копировать или подражать жрецам, не должен быть “слишком” созерцательным, это идет против его кастовой этики. Лучше для воина в начале сделать, а потом подумать. Даже в том случае, если он совершит что-то не то, кастовая этика полностью оправдает его. У древних кельтов архетипом воина был герой Кухулин. Во время боя он впадал в такое бешенство, — преображаясь в грозное божество, глаза вылезали из орбит, язык вываливался, волосы превращались во вздыбленную гриву, — что легко мог перебить, не разбираясь, и всех своих. Для того, чтобы охладить его, спутники часто выставляли отряды обнаженных девиц и серию бочек с ледяной водой. Только такое неожиданное шоковое зрелище и серия холодных бань приводили героя в чувство.

Показателен также сюжет из “Махабхараты”, где голова главного злодея, — предводителя Кауравов, — уже будучи отделенной от тела, провозглашает гимн верности воинской этике — “сражаться до конца и с максимальной храбростью, удалью и мощью даже за самое злое и неблаговидное дело”. Показательно, что после кончины этот отрицательный персонаж, но прекрасный воин, отправляется, по свидетельству индусского эпоса, на небо, в рай!

Эта этическая гибкость не исчезла и в христианском мире, где для признания святыми князей, василевсов и императоров, с одной стороны, и монахов и отшельников, с другой, применялись совершенно различные критерии. От императоров требовались выдающиеся заслуги по защите Православной Империи и Церкви, на личные же — подчас довольно дикие — проступки сплошь и рядом закрывались глаза. Не таково было отношение к представителям клира и монашества, здесь нормы личного поведения и верности аскетическому пути были неукоснительным требованием. В этом следует видеть отнюдь не цинизм или лицемерие, но именно духовный, кастовый реализм, свойственный любому полноценному традиционному обществу.

Еще одна отличительная черта кшатрия — любовь к риску. Это особый идеализм воина. Почести, славу, самоутверждение он всегда предпочитает комфорту и обеспеченности. Ему важно не обладать и сохранять, но рисковать, двигаться, будоражить, ставить свою и чужую жизнь на рискованную грань, где веет истинный дух свободы и чести. Воинский идеализм — особый, его горизонты довольно конкретны. Его не очень интересует радикальный спиритуализм чистых аскетов, плоды деяний своих воин хочет видеть более возвышенными,но ощутимыми. И в данном случае на первое место выступает область общественного служения, преданнность конкретным, но масштабным формам — Церкви, Государству, Нации, Обществу. Кшатрий — существо политическое по определению, именно в политике, в вопросах государственной власти может он в полной мере осуществить свои архетипические чаяния. И в мирной жизни, и на войне кшатрий занимается одним — политикой, отстаиванием интересов “Полиса”, общественной реальности. Только такой масштаб, намного превосходящий личное, частное благополоучие, представляется для подлинного воина достойным и приемлемым. Ради почестей и славы, ради того, чтобы возвыситься до уровня Государства, истинный арискторат-воин готов пойти на все. В определенных (негативных) случаях это приводит к преступлениям, интригам и тирании. Но это неизбежные издержки архетипа. Гораздо хуже, когда у воина отсутствует кшатрийское честолюбие. В таком случае он грешит не в рамках архетипа, но совершает преступление против всей своей касты. Военный, предпочитающий уют и спокойствое, трусоватый, пацифистски настроенный, конформный и нечестолюбивый, прилипший к синекуре и теплому местчку, гораздо опаснее и отвратительнее самого зловещего и тщеславного выскочки. “Желание” может привести как к добру, так и ко злу. Его отсутствие сразу же дисквалифицирует воина, ставит его вне закона касты, что намного хуже. Таким лучше заведомо итти в торговый сектор или на производство.

Патриотизм воина вытекает из самой структуры его сословного статуса. Родина для него — единственная реальность, достаточно масштабная для осуществления кастовых амбиций. Поэтому служение Родине — это минимально необходимый уровень для реализации “Желания”. То, что лежит ниже этого, подлинный воин считает недостойным себя.

Надо сказать несколько слов и о третьей касте — касте тружеников и торговцев. К ней в индуизме — и шире в традиционных индоевропейских обществах — было вполне доброжелательное отношение. Все негативные элементы — отбросы общества — концентрировались в дополнительных “кастах”, возникших на более поздних исторических этапах, когда нарушилась однородность древних арийских обществ. Но представители этих “подкастовых” сословий — шудр, чандал и т.д. — долгое время вообще не считались людьми, поэтому и рассматривать их не имеет смысла.

Третья каста — вайшьи — очень похожи на кшатриев, воинов, но только степень их пассионарности и масштаб деятельности существенно ниже. Вайшьи — это как бы “разбавленные кшатрии”. Их активность заземлена, занижена, их тщеславие и дерзость ограничены узко материальной сферой, область их мужского самоутверждения относится к частному сектору и индивидуальному благополучию. Они — в отличие от брахманов — целиком погружены в земное, но в отличие от кшатриев — в мелкомасштабные аспекты земного. Они не способны возвыситься до истинной политики, не готовы рисковать жизнью ради славы и чести, не хотят пускаться в сложный путь огненной страсти и экспансии. Они рачительны и домовиты. Обстоятельны и рассудочны. Они либо ремесленники, либо торговцы. Они предпочитают размеренное и мирное течение жизни, домашний очаг, крепкую семью, консервативный распорядок жизни. Их потребности разумны, их соображения предельно конкретны. У них отсутствует воображение, дух авантюры и риска. Они бывают хорошими солдатами и младшими офицерами в случае военных действий, составляют подчиненные отряды кшатриев. Но в войне их более интересует добыча, нежели слава. Они патриоты, но по эгоистическим, семейно-родовым и рациональным мотивам. Они склонны к конформности и покорности. Однако болезненно реагируют тогда, когда Государство чрезмерно вмешивается в их приватную сферу.

Вайшьи — позитивный элемент, основа общества, но они патологически не способны организовать его сами. У них фатально отсутствуют социальный масштаб и вкус к истинной политике, не говоря уже о метафизических качествах жрецов.

Естественно, когда вайшьи начинают заниматься не своим делом и вовлекаются в принятие радикальных судьбоносных решений, то их предпочтения и выбор неизменно приводят к катастрофам. И для того, чтобы обыватели, дорвавшиеся до управления обществом, не развалили бы в нем вообще все, там, где кастовый принцип отрицается, приходится прибегать к системе “тайных обществ”, которые за кулисами и с помощью особых теневых технологий исполняют функцию внешне отсутствующей элиты. Таково предназначение масонства в западных демократических режимах, внешне отрицающих систему каст — шпаги, титулы, мифология тамплиеров, розенкрейцеров, труверов и крестовых походов, а также участие во всех значимых политических интригах — делает из масонских лож искусственный дубль касты воинов. Так что светский и “демократический” фасад политической системы ничего не меняет в удивительно устойчивых механизмах политической власти, остающихся сущностно неизменными с древнейших времен.

Вайшьи не способны к обобщению, их горизонт неизменно локален, они думают только о себе, о своей семье, о своем роде. Все остальное для них второстепенно. Поэтому их выбор, даже если к нему для проформы обращаются, для реальной власти не имеет никакого значения. Политическая безответственность обывателя — факт, не требующий особых доказательств.

Все, что мы сказали о кастах, справедливо, в первую очередь, на уровне архетипа. Это не значит, что реальная жизнь не имеет к этому вообще никакого отношения. Нет, архетипическое и есть реальное, но реальное в чистом виде, при взгляде одновременно на большой пласт жизни, истории, общества. Архетип становится очевидным только в том случае, если мы отвлекаемся от эфемерности конкретных деталей, расчлененных ситуаций, индивидуальных примеров, изолированных от контекста пресловутых “атомарных фактов”. Но эта сфера конкретного и есть мираж, лишь заслоняющий истину. Государство — не какое-то абстрактное, идеальное, нет, конкретное, исторически фиксируемое, из которого последовательно и непрерывна сложилась та социальная форма, в которой живем мы все сегодня — было создано военными, управлялось военными, обновлялось военными, упускалось военными, снова отвоевывалось военными. Армия не просто один из атрибутов государства, это и есть сущность государства. Поэтому вопрос касты кшатриев имеет не историческое или абстрактно философское, но самое актуальное значение. Учитывая все вышеизложенное относительно архетипа теперь можно бросить беглый взгляд на то, что же происходит с нашей армией сегодня и какова ее роль в современной российской действительности.

Во-первых, обратим внимание на тот факт, что постоянно возобновляются попытки ввести фигуру какого-то военного — “генерала” — в большую политику. И всякий раз эта затея с одобрением, почти восторгом, приветствуется значительной частью населения. Причем сплошь и рядом реальная фигура, ее качества, ее взгляды, ее достоинства не имеют решающего значения. Голосуют за мундир. Это свидетельствует о смутном бессознательном воспоминании, догадке народа об истинной социальной роли военных. Это — симптом кшатриев, и этот факт является однозначно позитивным, так как свидетельствует от том, что люди, наконец, начинают постепенно осознавать катастрофический характер нынешней пост-номенклатурной, штатской чиновничьей, абсолютной разложившейся и предельно безответственной власти, и обращаются к забытым архетипам, к тому, как было “во время оно”.

Но с другой стороны, налицо глубокое, трагически наглядное вырождение самих военных, которые за годы “детанта”и перестройку, кажется, окончательно перековались в новый тип — в клерков, мещан, штатскую, тыловую, пацифистскую кампанию. Наши военные сбились с колеи, освоили навыки, стратегию поведения и повадки, которые отличают гражданское чиновничество. Утрачено самое важное кшатрийское качество — воля к экспансии, страстный импульс желания, мужская, агрессивная, воинственная эротика.

Нормальные воины не смогли бы ни при каких условиях спокойно принять столь стремительное сокращение национальных территорий.

Нормальные воины не стали бы в критический момент государственной ликвидации послушно следовать за случайными и временными персонажами, по роковому стечению обстоятельств получивших доступ к высшим постам в обществе.

Нормальные воины продемонстрировали бы в ситуации последних лет не один военный мятеж, и на самый крайний случай цепную реакцию массовых самоубийств. Причем самоубийств по исключительно кшатрийским мотивам — гибель великой империи, национальное предательство власти, крушение оборонной системы.

Что же мы имеем в действительности? Если военные и высказывают недовольство и даже решаются на голодовки (и очень редко суицид), то исключительно по бытовым мотивам — зарплаты нет, жены не довольны, с жильем неполадки. И вместе с тем все в целом принимают навязанный геополитическими ликвидаторами лозунг — “армия вне политики”. Иными словами, те, кто должен логически более всего заниматься политикой, кто профессионально и по своей природе призван оперировать с масштабными геополитическими и социальными реальности, те, кто создали наше государство и тысячелетие обеспечивали его функционирование, вдруг по окрику не известно откуда взявшихся демагогов довольствуются ролью платных наймитов без права голоса и соучастия в судьбе государства. Сейчас речь не о том, кому выгодно было поставить вопрос таким образом — “армия вне политики”. Это — особая история. Вопрос в том, как нормальный воин, полноценный мужчина, кшатрий мог согласиться с таким социально унизительным тезисом?

Кастрация армии, оскопление мужского начала у наших воинов — вот страшный диагноз актуальной ситуации. Это оскопление является следствием положения армии в позднесоветскую эпоху, когда она была целиком и полностью подчинена партийной номенклатуре. именно там в психологии и навыках брежневского генералитета следует искать основные истоки кастового перерождения Советской Армии, начало омерзительной в в случае военных любви “к дачам”, “комфорту”, “обеспечению семей”, наконец, к “пацифизму”, который, как это ни странно, чрезвычайно развит у современного российского армейского руководства. Иными словами, Компартия в какой-то момент взяла на себя “кшатрийские” функции, роль мужского начала в советском обществе, а военным оставалось довольствоваться лишь ролью “третьей касты”. Так был осуществлен чудовищный процесс кастовой мутации. С его трагическими результатами мы и имеем дело сегодня. И весь ужас ситуации в том, что народ, который рано или поздно но обязательно проголосует “за мундир”, отдаст власть, скорее всего, в руки позднебрежневской “бабы в лампасах”.

Но в такой ситуации есть все же положительный момент. Позднесоветский режим, будучи тоталитарным и однопартийным, имел какие-то мировоззренческие и силовые основания для того, чтобы демаскулинизировать советских “кшатриев”. Социальный проект коммунизма, даже если последнее время в него никто не верил, был настолько серьезным и масштабным, что партия имела некоторые основания для занятия центральных позиций в обществе. Но сегодня положение дел радикально иное, хотя по инерции у власти и в первых рядах оппозиции по-прежнему болтаются бывшие партийные боссы, без боя сдавшие прежнюю идеологию. Ясно, что это — жесткие и коварные интриганы, как и раньше, но теперь вместо мобилизующей, радикальной. экстремистской идеологии вместо политической доктрины у них — невыразительная, не переваренная, наспех освоенная демагогическая каша. А следовательно, у военных полностью отпадает всякое основание продолжать быть послушными этому одряхлевшему сброду, выполнять его невразумительную волю, испытывать, в конце концов, страх перед инстанцией, полностью утратившей прежнюю жизнь и силу.

Иными словами, у власти сейчас в России откровенные вайшьи, громогласно объявившие о торжестве идеологии вайшьев. Значит Государство будет продолжать разваливаться и разлагаться и дальше, общество будет дробиться, эгоизм меньшинств и индивидуумов возрастать. В такой ситуации касте кшатриев скоро вообще не останется никакого место, кроме незавидной роли быть ординарцами или телохранителями у горстки удачливых и нечистых на руку торгашей.

Советский генералитет был лоботомирован партноменклатурой. Но речь идет о совершенно конкретной группе военных. Сам архетип кшатриев это затронуть не может И поэтому люди, которые приходят в армию сегодня или пришли в нее несколько раньше, теоретически свободны от этих гипнотических комплексов старшего поколения. В данном случае воинский архетип вполне может взять свое, даже вопреки обработке унизительным и разлагающим стилем, который всецело унаследован нашей армией от предыдущего периода.

Задача русской армии восстановить нормальные пропорции в самом типе военного. Это означает, что мы должны вернуться к полноценной модели кшатрия, воина, военного аристократа, каким он был в традиционной индоевропейской цивилизации, каким он был на Руси.

Главной характеристикой военного должна снова стать мужская, агрессивная экспансия. Экспансия в политику, в социальную сферу, в идеологию государства, в область принятия решений и планирования. Нормальный военный обязан быть глубоко ангажированным в идеологию и геополитику. Он не просто наймит, он отвечает за Государство и Нацию. Поэтому он обязан понимать, что с Государством и Нацией творится, и активно участвовать в планировании их судеб.

Далее, военные должны быть поставлены принципиально над сферой экономики, полностью освобождены от материальной унизительной зависимости от представителей третьей касты. Особенных материальных благ военная карьера — по определению — не предполагает, но достойный минимум должен быть обеспечен, даже если для этого потребуется потрясти иные, менее важные для обороноспособности Государства, социальные группы. Вообще над финансовой системой страны должен быть установлен контроль военных, так как именно они — а не биржевики и не банкиры — заведуют безопасностью Державы.

Военные должны резко поднять свой кастовый уровень. Они должны быть паладинами Желания, и мужская культура возвышенного эротизма должна стать нормой армейской офицерской жизни. Балы и культовые романтические похождения также необходимы кшатриям как и военные походы, которые также кстати следовало бы организовать для замирения некоторых разбаловавшихся и одичавших во время нашей внутренней неразберихи народцев, но организовать как следует.

Военные должны выдвинуть своих представителей на стратегические посты в государстве и обеспечить их влияние. Дальше терпеть произвол и разложение в верхах (читай в качестве иллюстрации книгу Коржакова) просто преступно. Но при этом чрезвычайно важно провести на высокие посты не старый “подпартийный”, чиновничий тип, и не одиозные фигуры, замазанные глупыми и провальными интригами с временщиками. Необходимо отыскать и выпестовать “новых военных”, свободных от старческого гипноза генералов в шлепанцах; новых — дерзких и агрессивных, умных и независимых, способных настоять на своем, кинуть перчатку, хладнокровно убить противника в бою или на дуэли, а потом остроумно сострить, умело поставить на место деструктивные элементы.

А инструментом для достижения этой цели — которую условно можно назвать “возрождением кшатриев” — могло бы стать полузакрытое армейское общество орденского типа, которое стало бы штабом по реализации важнейшей социальной задачи, от успеха которой зависит не только судьба армии, но судьбе всех русских, судьба России.