Михаил Леонтьев: Вечные ценности консерватизма

Консерватизм – понятие, с одной стороны, чрезвычайно широкое и неопределенное, c другой стороны, чрезвычайно узкое. Поэтому вообще разговор о консерватизме – это разговор ни о чем. Консерваторов воспринимают, в основном, как правых, это естественно. В чем идея, грубо говоря, правых консерваторов? В том, что они ищут фундаментальных смыслов, ищут выходов в прошлом, в традиции. Левые ищут в будущем, в том, чего нет на самом деле. А либералы не ищут ни в чем, они живут сегодняшним днем. Это такая очень примитивная, но верная политическая ссылка.

У либералов не существует ни прошлого, ни будущего. Это очень легко проверить на наших либералах, они у нас дистиллировано чистые, не замутненные ничем, кроме национального предательства. Потому что для либералов не существует понятия национального предательства, потому что у них не существует прошлого. Таким образом, не существует истории, не существует обязательства перед предками, ничего не существует – это даже не предательство, это прагматизм.

Вообще, что имеется в виду под консерватизмом, если рассматривать это не как ругательство, а как некую позитивную логику? Ну, во-первых, ничто не появляется из ничего. Я много раз говорил, что вот моя концепция общества и человека, и государства состоит в том, что человек отличается от животного тем, что он имеет прошлое, память, обязательства и так далее. Это и есть собственно структура человека социального – это его прошлое, и оно опять же самое ценное.

Но когда говорят консервативная революция, некоторые смеются над этим, хотя это абсолютно, совершенно очевидные вещи. Мир знает огромное количество успешных консервативных революций, практически все успешные революции были консервативными. Даже большевистская революция была консервативной, это банальная вещь опять же, что большевики во многом воспроизводили социально-культурный, социально-религиозный стереотипы традиционной Руси. И благодаря этому только и были успешны, потому что, то, что они придумали, не было абсолютной конструкцией умозрительной такой (конструктивизмом), а это было некое воплощение традиции в новой форме. То же самое и здесь.

С другой стороны новые формы. Дело в том, что консерватизм (такой позитивной консерватизм) ищет в истории, в прошлом и в настоящем не прошлое, то что было и прошло, а вечное, т.е. некие фундаментальные вечные ценности. Консервативная революция – это попытка построить на вечном. Не на случайном, не на привнесенном, не на заимствованном, а на вечном. Дальше уже задача отделения прошлого от вечного – очень важная. Что в каждом элементе прошлого прошло, а что может остаться в политической системе, в социальной системе, в культуре, в ценностях, в традициях и так далее.

Взгляд на историю может быть только один, если это взгляд на историю, если это  не есть актуальные политические манипуляции. Взгляд на историю как на единый исторический процесс. Он не может быть никаким другим. На единый исторический процесс существует определенная цивилизация, она существует. Грубо говоря, мы знаем, что на этой земле, условно говоря, двадцать веков назад точно проживали какие-то другие люди. И от них строить историческую преемственность невозможно, находясь в здравом уме и твердой памяти.

Не будучи украинцем национально свидомым, делать этого невозможно. Для этого надо быть украинцем западенцем, который строит свою историческую преемственность от событий и людей, которых никогда не существовало в природе. Но с момента появления этой цивилизации, это непрерывный исторический процесс.

Если  говорить о русской истории, кратко ее охарактеризовать, то русская история великая и трагическая, как и всякая великая история. Уважение, внимание и понимание катастрофы и трагедии в истории собственной страны, не менее значимо и не минее величественно, чем внимание и уважение к триумфу.

Существуют  разные пласты истории, существует так  называемое патриотическое воспитание, которым занимаются все страны, которые являются субъектами историческими и которые формируют такое же субъектное общество. Это, в общем, сказки и мифы. Когда нас начинают ругать, что мы там что-то там переписываем, мифологизируем, российская история мифологизирована на порядки меньше, чем любая история любой известной нам страны (европейские, неевропейские). Потому что она подвергалась переосмыслению за последний обозримый период столько раз, сколько никто, никогда и нигде этого не делал.

Не может  быть в России дееспособной власти, которая отдаст Севастополь. Не может быть! Без боя Севастополь отдать нельзя. Я сейчас совершенно не касаюсь плоскости отношений с братской Украиной, с которой я не представляю себе никакой войны, потому что нельзя воевать с самим собой. Просто говорю, что есть критерии. С японцами было бы гораздо легче общаться, если бы им четко объяснить: ребята, мы ничего отдавать не можем. Так вопрос стоять не может! Требовать отдать острова- это все равно, что требовать от американцев экстрадиция американцев. Но если Ким Ир Сен, то вы будете требовать экстрадицию американцев, ну с известным результатом. В этом случае, это контрпродуктивно. У власти России нет морального права отдавать то, поскольку оно является российской властью.

У нас  некоторое время были политические лидеры и режимы, которые условно можно было назвать российской властью. Это была посткатастрофная администрация. Не худшая, кстати, потому что если бы она была худшей, то другой, последующей уже не было бы. Надо отдать должное. А вот у российской власти, осознающей себя таковой, нет права отдавать вещи, за которые пролиты реки крови и которые в исторической памяти существует как русские земли. Это важно.

Ну, например, у нас есть концепция суверенитета, которую я считаю совершенно правильной. В принципе, если очистить от конъюнктуры и всего остального, а там, слава Богу, есть чего, тактики и так далее, то российская концепция внешней политики построена на приоритете суверенитета. С этой точки зрения все соглашения, акты и действия, которые укрепляют суверенитет, автоматическим образом приемлемы, а в обратном случаи не приемлемы. Это все есть, это все содержится. И некоторые вещи, как ни странно, в общем, уже воспринимаются, как само собой разумеющееся.

Я сейчас разные инвективы там воспроизвожу по поводу тех или других элементов нашей политики. Я уж экономику не трогаю и, слава Богу. Но я потому это делаю, потому что существует базовое соглашение, негласное, а иногда и гласное соглашение, по неким целям и ценностям. И в рамках этих целей и ценностей я могу сказать: «Доколе, ребята, что ж вы делаете?!». В 90-ом году этого говорить было нельзя, не с кем. Потому что эти цели и ценности не считались общепринятыми, они не считались априорными, а сейчас считаются. Поэтому, в общем-то, все не так уж плохо.

Михаил Леонтьев