|
Универсализация либерализма и исчезновение альтернатив влечет за собой
существенные трансформации самой природы политики. В эпоху постмодерна
политика фундаментально меняет свое качество, превращаясь в
постполитику.
Для того, чтобы яснее понять это явление, следует подробнее описать смысл постмодерна *.
Смысл понятия "постмодерн" сводится к обозначению нового
состояния цивилизации, культуры, идеологии, политики, экономики в той
ситуации, когда основные энергии и стратегии модерна, Нового времени
представляются либо исчерпанными, либо измененными до неузнаваемости.
Разные авторы выделяют в постмодерне разные признаки *.
Главным же является то, что в новой складывающейся системе характерные
свойства модерна более не опознаются. У модерна был ясный проект,
оптимизм, ярко выраженный гуманистический пафос. Он во многом
основывался на героике борьбы с традиционным обществом. Сегодня этот
проект в основных чертах реализовался, традиционное общество,
фактически, преодолено. - Политическое исчерпало себя в политике, вся
политика совпала с либерально-демократической парадигмой и, на деле,
самоупразднилась, превратившись в постполитику.
Однако в термине "постмодерн" приставка "пост" подразумевает
"то, что приходит после" (имеется в виду "после конца модерна").
Собственно постмодерн наступает только после конца модерна *, как нечто иное, нежели модерн. Так произошло ли это сегодня? Видим ли мы вокруг себя нечто иное, чем модерн?
Для того, чтобы ответить определенно, следует напомнить, чем был модерн. Модерн был отрицанием традиционного общества как альтернативной парадигмы *.
Модерн был посттрадиционным и антитрадиционным обществом, выработавшим
систему критериев, в которой наука, опыт, техническое развитие,
рационализм, критицизм, индивидуализм и политика заместили собой
теологию, коллективность, веру, догматику, интуицию, холизм,
онтологичность и Политическое.
Модерн как нигилизм, онтология эфемерности
Программа модерна питалась энергией отрицания, опрокидывания устоев
того, что тысячелетиями казалось непререкаемым абсолютом - устоев
традиционного общества. Программа модерна была программой
ниспровержения очевидностей традиционного общества, причем именно
процесс прогрессирующего ниспровержения очевидностей составлял основную
энергию и пафос модерна (СНОСКА Дугин А.Г. Постмодерн или ультрамодерн?
// Философия хозяйства, 2003, №3, с. 14-19). По сути, модерн - это
процесс последовательной либерализации, освобождения человека от того,
что претендовало догматически на роль его коллективной идентификации.
Но освобождая свою сущность от любых определенностей, отрицая онтологию
прошлого (вес Традиции) и онтологию будущего (футуро-эсхатологию
коммунистических учений), модерн постепенно дошел в этом до предела,
когда все бытие было помещено в эфемерность мгновения. Мгновение же, со
своей стороны, было прочно узурпировано системой манипуляции образами -
медиакратией.
Сегодня бытие длится ровно столько, сколько длится информационный
выпуск, развлекательная передача или рекламный ролик. Точно так же в
жизни людей: существование раздроблено на множество несвязных друг с
другом моментов, заполненных случайными, разрозненными впечатлениями -
они тем "ценнее", чем "ярче", "контрастнее", "причудливей". Это - бытие в мгновении, оно остановлено в точке триумфа модерна. Мгновение останавливается только тогда, когда аннигилируется прошлое и будущее.
Модерн открывает свой нигилизм в тот момент, когда его программа выполнена. Это и пытаются выразить термином "постмодерн" *.
Модерн здесь заканчивается как процесс модернизации, а еще точнее,
исчерпываются последние остатки того (традиционного общества), чьим
отрицанием он был. Сам модерн, напротив, максимально реализует свою
программу. В принципе, в этой ситуации справедливее было бы говорить не
о постмодерне (так как "после" реализации программы модерна просто
ничего не остается, точнее, остается "чистое ничто", своего рода
"tabula rasa"), а об "ультрамодерне" (Дугин А.Г. Постмодерн или
ультрамодерн? // Философия хозяйства, 2003, №3, с. 14-19). Этот термин
означает "модерн, доведенный до логического предела", "модерн в
абсолютном, сверхконцентрированном выражении".
Другое дело, что в пост- или ультрамодерне проступает наружу его основное качество - его скрытый нигилизм *. Именно обнаружение нигилистической сущности программы модерна и придает его триумфу пессимистический характер.
Постмодерн и постисторияТеории "постмодерна" стали активно
разрабатываться, когда советская система и социалистические
(марксистские) идеи начали стремительно уступать место либерализму *.
Либерализм изначально являлся чистым воплощением модерна, отрицавшим,
последовательно и методично, онтологию традиционного общества. Победив
эксплицитные формы Политического, либерализм постепенно справился и с
теми его проявлениями, которые пользовались языком современности,
скрывая под ним иное содержание. Победа либерализма над социализмом
была "абсолютизацией модерна", достижением его своеобразного "акме".
Ф.Фукуяма справедливо заговорил о "конце истории" *.
Раз модерну было больше нечего изживать, преодолевать, уничтожать,
критиковать, разоблачать, то история кончилась. Но кончился ли сам
модерн? *.
Если понимать его как процесс десакрализации Политического (в его
содержательном измерении), то, "да", кончился. Сакральность
Политического исчерпана. Но если понимать модерн как движение к
конкретной цели - созданию новой самостоятельной онтологии, онтологии
модерна, то "нет", поскольку этой цели достичь невозможно, ибо чистая
онтология модерна есть мезонтология, чистое ничто, т.е. она негативна,
и в актуальности существовать не может. Формальные декларации модерна
об освобождении индивидуума от всех сакральных границ и идентификаций в
пределе дают исчезновение индивидуума как свидетеля онтологии, а
следовательно, погашение самой онтологии. Коль скоро онтология
сохраняется, программа модерна исполнена не до конца, но эта онтология
постмодерна - тотально десакрализирована и, соответственно,
дезонтологизирована. Это, своего рода, "мертвая жизнь, "бытие небытия".
Именно модерн в абсолютизированной форме является универсальной
парадигмой современности. Модерн преодолен не чем-то иным, но самим
собой. В этом состоит амбивалентность этой категории.
УльтрамодернТермин "ультрамодерн" означает "модерн",
впервые за все время своего существования оказавшийся без явного
противника, т.е. в новом абсолютном, безальтернативном качестве.
"Постмодерн" или "ультрамодерн" в экономике соответствует полной
победе либерализма с соответствующим изменением природы последнего.
Здесь происходит переход от старой экономики к "неоэкономике", "новой экономике" или "финансизму" *,
при котором отвергаются не только коммунистические или гетеродоксальные
экономические теории "третьего пути", но и элементы нелиберализма,
примешенные к либерализму.
Это - последний аккорд виртуализации экономики. Вместе с тем, можно назвать это "экономикой ультрамодерна".
И снова к правомочности термина "постмодерн". Модерн как процесс
завершается. Но он устанавливается отныне как вечность мгновения,
"вечное настоящее". Именно это Ж.Бодрийяр *
называет "постисторией", волнообразным рециклированием экстравагантно
перемешанных "deja vu". Конец модерна, в свою очередь, становится
процессом, бессодержательным, репликативным, отражающим на тысячу ладов
сам себя, иронично обыгрывающим неподвижность своей динамики,
сверхзвуковую скорость своей стагнации. "После" модерна не наступает
ничего и не может наступить ничего. Иной парадигмой мог бы быть только
возврат к парадигме традиционного общества. Это был бы, действительно, постмодерн. Это было бы подлинно иное, нежели модерн. Ведь и сам модерн был и есть иное,
нежели традиционное общество. Но то, с чем мы имеем дело сегодня,
никакого отношения к традиционному обществу не имеет. Скорее наоборот,
это традиционное общество оканчивается только сегодня, а ранее оно
продолжало сопротивляться - подпольно, подрывая модерн изнутри своей
настойчивой онтологией.
Этим процессам строго соответствует появление постполитики.
Что такое постполитика?
Постполитика не есть отрицание политики, но скорее абсолютизация политики как процесса модернизации.
Этот процесс модернизации состоит в дезонтологизации Политического.
Логически он завершается в тот момент, когда эта операция достигает
цели. В Политическом более не остается сакрального измерения, все его
составляющие оказываются произвольными, утрачивают автономное
содержательное качество, составлявшее их собственное бытие и
соединявшее их с другими социальными реальностями. Теряя онтологический
объем, Политическое все более переходит в политику, что подразумевает
постепенное уравнивание в этом процессе обозначающего и обозначаемого.
Если отдельные моменты Политического и все оно в целом не имеют
автономного бытия, то означаемое становится фиктивным, произвольным,
гипотетическим. В таком случае, акцент перемещается на означающее, т.е.
на сам "знак". Коль скоро вопросы политики становятся продуктом
"коллективного договора", т.е. некоторой социальной условностью -
наподобие условий сделки (которыми можно пренебречь или которые можно
пересмотреть), то фиксируется лишь формальная сторона вопроса. Так
политика все более смещается в сторону автономизации "знака" *.
Этот процесс обнаруживается на всем протяжении ХХ века в самых
разных политических режимах. В тоталитарных режимах - фашизм, коммунизм
и т.д. - возрастающую роль играла политическая пропаганда,
которая внедряла политические тезисы с помощью массового гипноза, в
полном отрыве от конкретной реальности, способной опровергать (или
подтверждать) пропагандируемые постулаты. Условность пропагандируемого
"знака", легко менявшегося на противоположный, как демонстрируют
гротескные антиутопии Д.Оруэлла * или Е.Замятина *,
становилась самодовлеющей реальностью. В либеральном контексте нечто
аналогичное достигалось более тонким способом - путем политической
рекламы. Здесь политическая идея, партия или фигура приравнивается к
товару, подлежащему максимально широкому распространению, и автономный
"знак" приобретает "рыночную стоимость" независимо от содержательной
стороны. Во всех случаях система автономного "знака" в области политики
подразумевает, что пропагандируемый или рекламируемый объект может быть
совсем не таким, каким он представляется. Означаемое настолько
второстепенно, что практически не имеет значения.
В постполитике эта линия достигает кульминации. "Знак"
настолько отрывается от означаемого, что означаемое просто
ликвидируется. Политика становится виртуальной, существующей только в
пространстве "презентации", в высказывании, в плоскости "экрана".
Означаемое отныне не просто неточно отражается в означающем, не просто
второстепенно и даже не только взаимозаменимо - его в постполитике, по
сути, больше нет вообще. Виртуальное
вытесняет актуальное, отрицает его автономию. Теряя бытие, сакральное
содержание, Политического исчезает, но вместе с ним прекращается и
процесс политики - как процесс вытеснения содержания. Начинается иной
процесс - постполитики.
Общество зрелищ
В постполитике происходит постоянное рециклирование десемантизированных
псевдополитических высказываний, игра автономных знаков. Оптимальным
пространством для этого является не здание Парламента, Президентский
дворец или даже городской рынок, но именно телевизионный экран. Его
наполнение может быть произвольным, герои сюжетов - любыми, сценарии и драматургия - ничем не связанными с реальностью.
Виртуальный мир медиакратии не просто творит мир, он его растворяет,
настойчиво навязывая собственную игровую, ироничную "повестку дня"
(agenda). Это состояние общества французский философ Ги Дебор назвал
"обществом зрелищ" *.
"Общество зрелищ" является постполитическим обществом. В таком
обществе политика не исчезает, но исчезает Политическое, и
соответственно, политика становится полностью дезонтологизированным
полем игры случайных псевдополитических образов.
Это и есть "медиакратия", власть средств массовой информации. В постполитике все моменты Политического либо отменены, либо спародированы.
7 моментов постполитики - Медиакратия
Высшей властью в постполитическом контексте являются СМИ. Они
заведуют диспозитивом виртуальной онтологии. "Быть" в постполитике
означает "быть показанным", "упомянутым", "отмеченным". Это бытие
длится одно мгновение, но это мгновение и воспринимается как
единственная реальность. Власть СМИ эфемерна, но от этого не менее
абсолютна. Она не оставляет следа, так как в пределе ничего не
сообщает. Вся реальность сведена к мгновенной конфигурации экранного
сообщения, сам факт которого, по выражению социолога Маклюэна *, и есть его содержание - "media is a message". Данное явление называется медиакратией.
Медиакратия стремится отменить всякую другую власть, и при достижении
состояния постполитики это ей удается. Но власть медиакратии совершенно
лишена содержания, длительности, смысла и бытия. Она становится
тотальной, но при этом исчезает вовсе. Развитие интерактивных СМИ
делает медиакратию совершенно произвольной игрой спонтанных сингулярностей, воплощенных в атомарных индивидуумах компьютерных сетей.
Децентрализация источника вещания в электронных интерактивных сетях
- последняя стадия медиакратии. В таком совершенном постполитическом
состоянии растворяется даже "общество зрелища" - "общества" как
такового больше нет, "зрелище" проецируется отныне только
сингулярностью и ею же потребляется. По сути, это реализация
анархического идеала - человек свободен от власти только в виртуальном
пространстве форсфорисцентного небытия экрана.
Бесцельность
В постполитике упразднена любая цель. Множество "сингулярностей"
движутся спонтанно в виртуальном пространстве, созерцая заведомо
бессодержательное нескончаемое "зрелище", потребляя его, не ведомое
никуда, подчиняясь спонтанным спорадическим импульсам. Эти импульсы
представляют собой остаточные структуры биологической реальности, еще
не переработанной технотронной средой. А.Негри и М.Хардт в книге
"Империя" * называют это "биополитикой",
спонтанными всплесками неструктурированного желания, эфемерно
организующими вокруг себя виртуальные среды, а потом столь же быстро
растворяющимися снова.
Эти постполитические импульсы суть последние следы автономной
онтологической организации человеческого существа в его биологическом и
зоологическом аспектах. Проявляясь в постполитическом пространстве, они
мгновенно вспыхивают и гаснут, освобождая место для чистого "знака", не
имеющего ни цели, ни проективной энергии. Вне этой остаточной игры
постполитика фундаментально и совершенно бесцельна.
Множество
В постполитике иерархия отсутствует. Ее замещает сетевой
принцип. В этой системе окончательно исчезают касты, сословия, классы,
профессии, этносы, конфессии, культуры. На их место приходит то, что
А.Негри и М.Хардт назвали "множеством" (multitude). Множество состоит
из неорганизованных атомов, движущихся хаотически. Каждый элемент
множества равен другому элементу. Но так как обладание бытием
дифференцирует людей и отдельные группы, то множество полностью
дезонтологизировано, в нем отличие одной сингулярности от другой
иллюзорно и касается только самой сингулярности. Бытие множества
виртуально, и это единственный способ избежать той или иной формы
иерархизации. Поскольку постполитика виртуальна в целом, то либеральное
"равенство возможностей" превращается в "равенство действительностей",
но это происходит, в свою очередь, за счет превращения действительности
в возможность, виртуальность. Человек постполитики (сингулярность)
может воображать себя в виртуальном мире кем угодно, это ничем не
опровергается и ничем не подтверждается. Онтологического свидетеля нет,
нет времени и пространства. В виртуальном мире "сингулярного зрелища"
каждый полностью свободен - от всех остальных, от мира, от самого себя,
так как идентичность, в свою очередь, становится эфемерной и игровой.
Диктатура закона
Постполитика является триумфом автономного права, которое
получает полную самодостаточность. Право заменяет собой все остальное.
Право само по себе виртуально, оно определяет логистику процесса, но
никогда не его содержание, и не способно созидать и укреплять бытие,
оно его ограничивает и фиксирует. Главным правом постполитики является
право доступа к сети - телефону, телевизору, Интернету. Причем основным
направлением в праве является дерегламентация, т.е. гарантия максимальных свобод поведения в виртуальном пространстве. По сути, право в постполитике абсолютизирует "пермиссивный"
(разрешающий) принцип, сводя почти к нулю систему обязанностей.
Единственным ограничением, подпадающим под правовой запрет, в таком
случае является отказ от нормативов постполитики, желание выйти за
пределы сингулярной свободы и индивидуальной эфемерности. Вне закона в
таком случае оказывается любое проявление "общественной онтологии",
т.е. признание за внеиндивидуальными явлениями статуса реальности.
Такая номократическая модель в свернутом виде присутствует в теории
"прав человека", которая в условиях постполитики получает универсальное
и тотальное измерение.
Сингулярность
Из предыдущего пункта в условиях постполитики вытекает строгий отказ от любых форм коллективной идентификации и их делегитимация.
Сингулярность может свободно выбирать себе идентичность, но только при
условии, что она это осуществляет в индивидуальном порядке.
"Множество", в которое складываются сингулярности, является
неинтегрируемым, так как каждая величина представляет собой
"иррациональное число", лишенное фиксированного бытия.
Пацификация
Насилие в постполитике искореняется самым радикальным образом,
так как в акте насилия проявляет себя бытие другого, бросающего вызов
бытию данного субъекта. Насилие провоцирует идентификацию, мобилизует
внутренние энергии, создает динамику онтологического диалога, рождает
иерархию, распределяет структуру властных отношений, а все это
категорически недопустимо в постполитике. Постполитика устанавливает
режим тотальной пацификации сингулярностей, помещая их по разные
стороны экрана. Биополитические импульсы периодически порождают
интенции к насилию, но они растворяются в виртуальной плоскости экрана
- игры, зрелища, искусственного фантазма. Мир постполитики полон
насилия, но фиктивного, экранного, тщательно сымитированного, строго
ограниченного индивидуальным созерцателем. Это насилие "единственного" * над "единственным" и во имя "единственного".
Игра
Главной ценностью постполитики является игра. Если в
Политическом, и даже в современной политике, ценность считалась
автономной реальностью, подчиняющей себе личности и коллективы, то в
постполитике ценность сведена до подиндивидуального уровня, лишена
коммуникативного свойства. В постполитическом пространстве нет и не
может быть двух людей, для которых одна и та же вещь была бы ценна.
Ценность абсолютно произвольна, она постулируется сингулярностью в
свободном режиме, и так же легко аннулируется. Попытки придать ценности
онтологический характер, предложить ее в качестве таковой другому или
провозгласить ее объективное значение в постполитическом контексте не
предполагаются, и они мгновенно будут делегитимизирована всей сетевой
структурой.
Постполитика - закономерный финал современности
Постполитика устанавливается на наших глазах. По сравнению с привычными
структурами политики Нового времени она несет в себе много новых черт.
Однако эти черты окажутся не столь неожиданными, если внимательно
проследить содержательную сторону процессов, описанных нами.
Подводя итог, можно сказать следующее: закат современной политики
можно разглядеть уже в эпоху ее рассвета, на заре Нового времени, и еще
раньше - в период утверждения монотеистических религий и культур.
Десакрализация Политического как холистской сакральной реальности уже
есть потенциальный "конец политики" или постполитика. И несмотря на то,
что зазор между начальными тенденциями десакрализации Политического и
нынешним положением дел составляет все содержание драматической истории
политических институтов человечества, его мыслей и действий в
пространстве политики, в парадигмальном смысле этот логический
результат был предопределен с самого начала. Принявшись за процесс
модернизации Политического, цивилизация стала на необратимый путь,
неминуемо ведущий к постполитике и, соответственно, к эфемерному
зрелищу сингулярных множеств.
Примечания
Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляции // Философия эпохи
постмодерна. Минск, 1996, Вельш В. "Постмодерн". Генеалогия и значение
одного спорного понятия // Путь. Международный философский журнал. -
М., 1992, №1, Делез Ж., Гваттари Ф. Ризома // Философия эпохи
постмодерна. / Сб. переводов и рефератов. - Минск, 1996, Лиотар Ж.-Ф.
Ситуация постмодерна . Спб., Алетейя, 1998.
Postmodernism. // A Dictionary of Sociology. Ed.by Gordon Marshall. , Сноска ford Press, Oxford-N.Y, 1998
Дугин А.Г. Постмодерн?//Элементы №9, М., 1999
Дугин А.Г. Постмодерн или ультрамодерн? // Философия хозяйства, 2003, №3, с. 14-19
Дугин А.Г. Постмодерн или ультрамодерн? // Философия хозяйства, 2003, №3, с. 14-19
Дженкс Ч. Язык архитектуры постмодернизма. - М., 1997.
Лиотар Ж.-Ф. Ситуация постмодерна. Спб., Алетейя, 1998.
Fukuyama F. The End of History and the Last Man. N.Y. 1993.
Дугин А.Г. Постмодерн или ультрамодерн? // Философия хозяйства, 2003, №3, с. 14-19.
Дугин А.Г. Финансизм как высшая стадия развития капитализма // Экономическая теория на пороге I века в.
Финансовая экономика. Под редакцией Ю. Осипова, Е. Зотовой, В. Белолипецкого - М.: Юристъ, 2001 - 704 с. (стр. 41-47).
Бодрийяр Ж. Эстетика иллюзий, эстетика утраты иллюзий // Элементы, №9, 1998
Делёз Жиль. Логика смысла. М.,1995
Оруэлл Дж. 1984. М., 1989
Замятин Е. Мы.//Знамя, 1988, № 4, 5
Дебор Ги Общество Спектакля, М.2000
McLuhan G.M. Understanding Media, New York, 1984
Negri A., Hardt M. Empire. Harvard, 2000
Штирнер М. Единственный и его собственность. Харьков, 1994.
|
Семинары проф. А.Г. Дугина: весенний семестр 2011
Социология глобального общества
Тотальная свобода консерватизма
Внешнеполитическая стратегия России в XXI веке
Северный Кавказ: русский фактор (summary)
Перепись: время сверки терминов
Яд модернизации: манифест против модернизации
Тандем крепок как никогда / тандем разлетелся вдребезги 
Консервативный ответ модернизации
Владимир Добреньков: Университет как идеология
Теория хаоса и стратегическое мышление
Александр Дугин: Сорвать маску с Обамы
Глобальная безопасность: стратегия для России
Политическая система России: симулякры и альтернативы
Михаил Леонтьев: Вечные ценности консерватизма
МГУ - "последний бастион" русской гуманитарной науки
Мировосприятие и коммуникация в постмодернистской культуре
Студенты требуют эпистемы
