Предмет исследования, цели и задачи проведения семинара

Семинар «Геополитика многополярного мира», прошедший 14 сентября 2010 г., был посвящен рассмотрению и критическому осмыслению концепций, сложившихся в 1990-2000-е годы в англо-американской политической географии, и получивших общее наименование «критической геополитики» или постгеополитики. Базовым принципом «критической геополитики», общим для всех авторов, разрабатывающих данную теорию являются: деконструкция дискурса классической геополитики, переосмысление геополитических аксиом, сформулированных Х. Макиндером, Дж. Мэхэном и другими «отцами-основателями»,  и стремление сформулировать принципиально новую геополитическую модель, описывающую условия политической организации пространства в условиях однополярной глобализации.

Изучение воззрений сторонников данной теории представляется необходимым, учитывая отношение самих постгеополитиков к предмету своего исследования:  критическая геополитика, так  же как и ортодоксальная геополитика, «представляет собой политически ориентированную практику и доктрину, политическое обоснование современного геополитического положения, которое стремится влиять на политику».[1]

Отправной точкой для рассуждений теоретиков постгеополитики - Г. О’Туатайла, Дж. Эгнью, С. Дэлби, - явилась «критика… конструирования интеллектуалами угроз, оправдывающих милитаризацию и насилие».[2] Апеллируя к постструктуралистскому анализу М. Фуко[3] и теории ориентализма Э. Саида[4], О’Туатайл и Эгню призывают «критически реконцептуализировать геополитику как дискурсивную практику, с помощью которой интеллектуалы государственного управления “опространствливают” международную политику так, чтобы представить её в качестве “мира”, характеризуемого отдельными типами мест, людей и драм»[5].

Продуктом деятельности «интеллектуалов государственного управления», в частности, предлагается считать базовую для классической геополитики концепцию противостояния сухопутных и морских держав.

По О’Туатайлу, Море, талассократическая цивилизация – концепт англосаксонского империализма (британского, а позже американского), а Суша, теллурократическая цивилизация – соответственно, концепт, порожденный империализмом германо-русским или японским. В условиях глобализации оба этих концепта предлагается считать преодоленными, а саму дуальную топику геополитики следует рассматривать как нечто «снятое». Представители «критической геополитики» также утверждают, что сама по себе дуальность, характерная для классической геополитики конституируется объективацией  «страха перед Другим».

Анализ концепций «постгеополитиков» позволяет сделать несколько выводов.

Во-первых, отказ данных авторов от базового принципа геополитического метода – рассмотрения мировой политики в оптике конфликта Суши и Моря, свидетельствует о том, что они исходят из презумпции «конца истории», наступившего после окончательной победы морской цивилизации (что, очевидно, пока не является свершившимся фактом, притом что тенденция к такому финалу налицо).

Во-вторых, утверждение о том, что образы Суши и Моря, противостоящих друг другу хартленда и «мирового острова» и т.д. – это не более чем экстериоризация «страха перед Другим» актуализируют вопрос о содержательной наполненности геополитических категорий.

В-третьих, произведенная постгеополитиками критика постулатов классической геополитики выявляет слабые места последней. В частности, следует обратить внимание на абсолютизацию географического и политэкономического факторов при недостаточном внимании к социальному и социопсихологическому аспектам, которые во многом и определяют своеобразие сухопутных и морских цивилизаций, их принципиальное отличие друг от друга. 

Геополитическое обоснование идеи многополярного мира невозможно вне цивилизационного подхода, который, в свою очередь базируется на изучении социологических законов, по которым существует то или иное общество. Такой подход

предполагает, что методология геополитического анализа должна предполагать исследование не только политической, но и социальной организации пространства.

Главный доклад

Основной доклад семинара на тему «Постгеополитика (Г. О'Туатайл и Дж. Эгнью) vs геополитика многополярного мира» был прочитан проф. А.Г. Дугиным.

Докладчиком были рассмотрены следующие тезисы:

Замечания и предложения по итогам главного доклада

Проф. Дугин отметил следующее:

Вспомогательные доклады

Последующие доклады и сообщения были призваны развить отдельные положения доклада проф. Дугина, дополнив их изложением концепций авторов, оказавших влияние на постгеополитическую школу или работающих в сходных направлениях.

Ориентализм, окцидентализм и интеллектуальный терроризм

Главный редактор портала «Геополитика.ру», ведущий эксперт Центра геополитических экспертиз Леонид Савин в своем докладе отметил, что на становление критической геополитики повлияли несколько ключевых текстов: это исследования французского философа-постструктуралиста М. Фуко в отношении пространства и власти, а также книга американского культуролога арабского происхождения Эдварда Саида «Ориентализм», вышедшая в США в 1978 г. Саид обращает внимание на то, что в английском языке существует два определения слова «восток» - East для географического местоположения   и Orient в качестве концепции культурного феномена. По Саиду, Orient - исключительно западный концепт, навязанный азиатским (и вообще незападным) странам как единственно реальный и адекватный. Отмечается, что в западном политическом сознании сложилось мнение о том, что существуют народы, которые не могут представлять себя сами и их должны представлять другие. Таким образом, несмотря на самые разные достижения в различных сферах, этим народам навязывается неравный дискурс. Саид называет это «распространением геополитического сознания на эстетические, гуманитарные, экономические, социальные, исторические и философские тексты». Также по Саиду существует два пространства. Одно реальное, географическое, а второе образное. Вначале работа идет именно с образным пространством, в котором и возникает концепт «Востока». Создается некий интеллектуальный проект, которы потом проецируется на реальность. Опираясь на теорию марксиста А. Грамши о гегемонии (которая представляет собой доминацию одних культурных форм над другими в отличии от явной силовой политики), Э. Саид рассматривает культурную концепцию «Востока» как инструмент политической манипуляции, своего рода интеллектуального террора.

Постулируя «ориентализм» как западную концепцию в отношении азиатских и африканских народов, Саид отрицает наличие симметрической концепции – «окцидентализм», формулируемой незападными народами по отношению к Западу. Однако, по мнению Л. Савина, феномен окцидентализма существует, и в различных культурах проявляется по разному, что даже проявляется в массовой сознании (неприятие ценностей западной культуры, специальная терминология, например, «янки» или  «гринго» в отношении американцев).

Докладчик также отметил, что сами основные геополитические концепции можно рассматривать в качестве дискурса, который Запад навязывает остальному миру. Терминологический аппарат (хартленд, римланд и т.п.) был придуман англосаксами и определенным образом интеллектуально экспортирован в Россию, подчеркнул Савин. Так, тот же термин «геополитика» П. Савицкий использовал, когда познакомился с идеями британского геополитика Х. Макиндера. По мнению докладчика, в постмодернистской геополитике вполне возможен определенный ревизионизм, предполагающий освобождение от якобы универсальных, а на деле западных концептов.

Концепция глобальной подключенности Томаса Барнетта и стратегия soft-power Барака Обамы

Научный сотрудник кафедры социологии международных отношений социологического факультета МГУ Павел Канищев в своем докладе рассмотрел концепции американского военного эксперта Томаса Барнетта - одного из авторов, которых можно отнести к постгеополитической школе. Особый интерес представляет тот факт, что Барнетт является не теоретиком, а геополитиком-практиком, чьи работы по геостратегии оказывали влияние на определение военно-политического курса Соединенных Штатов: причем, взгляды Барнетта принимались во внимание как «неоконсами» из окружения Дж. Буша-мл., так и представителями нынешней администрации Б. Обамы.

Так же как и О’Туатайл и Дж. Эгнью, Т. Барнетт отказывается от понятий классической геополитики, таких как «Море» и «Суша». В основе концепции американского геополитика лежит разделение на «Ядро» и «Провал». Типологизация, предлагаемая Барнеттом, схожа с той схемой, которую предлагает социолог И. Валлерстайн. К Ядру относятся приблизительно те же страны, которые у Валлерстайна находятся в Центре («Старое Ядро») и Полупериферии («Новое Ядро»), а к Провалу – соответственно Периферия Валлерстайна. В основе разделения на Ядро и Провал лежит фактор «подключённости» страны к основным глобальным процессам: экономическим, информационным, демографическим, политическим и др. С точки зрения Барнетта, для поддержания безопасности Ядра от вторжений из стремящегося к хаосу Провала, а также стабильного поглощения первым второго, необходим локализованный в Ядре субъект, способный взять на себя функции «Левиафана» и «Системного Администратора» по отношению к Провалу. В качестве такого субъекта Барнетт видит США, и в частности американские вооружённые силы.

Таким образом, политическая организация пространства по Барнетту показывает, каким именно образом американские геостратеги мыслят мир после победы Моря над Сушей. Суша перестает рассматриваться как субъект, могущий представлять какую-либо угрозу существованию Моря, и превращается в объект, подлежащий воздействию «Левиафана». По Барнетту, классическая геополитика утратила своё значение с победой Моря над Сушей в конце XX века, и теперь США как лидер победившей цивилизации Моря должны заняться утверждением её цивилизационных кодов, состоящих в западной модели демократии, свободе торговли, приоритете финансового сектора, информатизации и «интернетизации» общества. На практике, взгляды Барнетта, выражающие позицию американского военного ведомства, выявляют реальную подоплёку внешней политики Барака Обамы характеризующуюся как soft power.

Космополитический реализм Ульриха Бека

Идейным и методологическим обоснованием для реализации глобальной soft power могут служить концепции теоретика глобализации, германского  социолога и политического философа Ульриха Бека, чей концепт «общества риска» оказал влияние и на школу критической геополитики. Рассмотрению взглядов Бека был посвящен доклад руководителя экспертно-аналитического центра «Вектор-Юг» Алексея Корнева.  

По Беку, в эпоху глобализации, на смену «политическому реализму», ориентирующемуся только на национальную точку зрения, приходит т.н. «космополитический реализм», который «подчеркивает решающую роль мировых экономических сил и акторов в сотрудничестве и противостоянии государств». В настоящее время происходит разрушение легитимного миропорядка, при котором доминируют национальные государства, что открывает возможность для построения т.н. космополитического государства.

Космополитическое общество, рисуемое Беком, и противопоставляемое на первый взгляд выглядит вполне приемлемым. «Космополитизм» в изложении Бека противопоставляется неолиберальной унифицирующей глобализации и синкретическому мультикультурализму. Бек определяет космополитизм как признание инаковости Других через снятие оппозиции «друг-враг». Но эта глобалистская перспектива обнаруживает и тревожные моменты, сигнализирующие об истинной подоплеке гуманистических прожектов мягкой глобализации.

Согласно Беку, с отмиранием национальной государственности все большую роль приобретают транснациональные экономические акторы и акторы глобального гражданского общества. В глобализированном мире на смену принципам международного права приходит нечеткое правило ограниченного суверенитета. Классические границы между внутренней и внешней политикой размываются и стираются. Каждое государство «в случае этнических чисток или грубого нарушения  прав человека в отношении своих граждан должно считаться с гуманитарным вмешательством на основе прав человека и гражданина мира».

Концепция бесполярности руководителя CFR Ричарда Хааса

Структура глобального мира и роль, которую в нем должны играть надгосударственные акторы рассматривается в концепции нонполярности или бесполярного мира, которой был посвящен доклад научного сотрудника кафедры социологии международных отношений социологического факультета МГУ Дмитрий Ефремова. Автор данной концепции – Ричард Хаас, действующий глава одного из наиболее влиятельных «мозговых трестов» американской геостратегии, «Совета по международным отношениям» (Council on ForeignRelations, CFR).

По Хаасу, многополярный мир уже существовал в новейшей истории – это было в эпоху, предшествующую Второй Мировой войне, в момент противостояния трех политических теорий: либерализма, коммунизма и фашизма. Период «холодной войны» Хаас рассматривает как время существования биполярного мира. Период, начавшийся после падения Советского Союза, с точки зрения главы  CFR, является не эпохой однополярности, но лишь моментом однополярности, продлившимся не более 15 лет. По Хаасу, однополярный мир сменится не новой многополярностью, но нонполярностью. Главное различие между концепциями многополярного и бесполярного мира заключается в том, что сильными акторами в эпоху нонполярности по Хаасу являются не государства (как это было бы в случае многополярности), а негосударственные акторы: экспортеры энергоносителей, террористические сети, военизированные формирования, наркокартели, политические партии, НПО различной направленности, а также 500 крупнейших фирм мира.

Хаас выделяет 3 фактора, повлиявших на завершение момента однополярности:

- поднимаются новые игроки, причем этот процесс невозможно остановить,

- Америка сама своими действиями создает нонполярный мир, ослабляя собственные позиции (война в Ираке).

- глобализация увеличивает объем, скорость и значение трансграничных потоков (тезис, сходный с идеей П. Вирильо о дромократии).

По Хаасу, международные отношения нового образца должны базироваться на многостороннем сотрудничестве, мультилатерализме, предполагающем контакты не на межгосударственном уровне, а на уровне тех акторов, с которыми имеет смысл консолидироваться для решения тактических задач. Таким образом, организации наподобие ООН или G8 вообще не пригодны для решения большинства вопросов. Как и Бек, Хаас фактически хоронит систему национальных государств. При этом концепция, исповедуемая главой CFR, не отменяет идею американской империи, но переводит ее на новый уровень. Эта империя осмысляется не как традиционное государство, но как определенная сетевая структура. Хаас говорит не просто о бесполярности, но о «согласованной бесполярности» - возникает вопрос о том, кто будет ее согласовывать.

В своем докладе Д. Ефремов отметил, что бесполярность представляет собой среду постиберализма, которая не отменяет собой идею американской глобальной империи и глобального контроля.

Критика геополитического концепта неснимаемости дуализма Суши и Моря

Председатель Философского клуба РГГУ Илья Дмитриев, обратившись к проблематике критической геополитики, отметил, что к экстравагантным концепциям Г. О’Туатайла и его единомышленников можно подходить с различных позиций. Можно рассмотреть «постгеополитику» как одно из девиантных проявлений современной культуры. Практическую отдачу «критической геополитики» можно квалифицировать как новое издание «теории конвергенции», которое призвано рассуждениями о бесконфликтном снятии геополитической оппозиции Суша-Море закамуфлировать невидимый триумф талассократии. Однако крайне важным представляется и то, что критика «постгеополитиками» концепции классической геополитики позволяет выявить те дискуссионные моменты, которые были внутренне присущи самой классической геополитики. Рассмотрению последнего аспекта И. Дмитриев посвятил свой доклад.

Докладчик отметил, что тезис о не снимаемом противоборстве о противоборстве сил Моря и сил Суши, является проблематичным и уязвимым для критики.  Кроме того, положение «постгеополитиков» заключающееся в том, что дуализм был актуален своему веку и только ему, можно найти и у такого авторитетного классика как Карл Шмитт. Представление о сущности теллурократии и талласократии, претендующее на некую результирующую завершённость и всесторонний охват, находится в довольно неоднозначном отношении к тем концепциям, которые являются его источниками.

В традиционном геополитическом дискурсе «теллурократия», «сухопутное могущество» связывается с фиксированностью пространства и устойчивостью его качественных ориентаций и характеристик. На цивилизационном уровне это воплощается в оседлости и консерватизме. По мнению докладчика, проблематичным является соотношение пар морской силы и сухопутного могущества с одной стороны и осёдлости и кочевничества – с другой. Известно, что автор концепции «географической оси истории» Хэлфорд Макиндер, выделяя тип «разбойника суши», говорил именно о чуждых статике кочевниках.  Теория Макиндера об определяющем влиянии «разбойников суши» на развитие цивилизации выглядит достаточно убедительной, учитывая хотя бы то, какие колоссальные культурно-цивилизационные последствия имело европейское «великое переселение народов», спровоцированное натиском всадников с Востока, из недр континента[6]. Однако влияние это опознается Макиндером как чисто «механическое». Природа этого импульса была не культурной, но стихийной. Выстроить на такой основе сухопутную идентичность не представляется возможным.

Далее, отметил И. Дмитриев, весьма сомнительными представляются соображения о том, что такая характерная черта либерального общества как индивидуализм могла развиться на базе отношений, которые складываются в коллективе корабельной команды (по К. Шмитту). В ситуации, когда группа людей нуждается в чёткой согласованности действий и однозначности коммуникации в режиме противостояния враждебной стихии, развитие индивидуалистического паттерна с трудом представляется возможным.

Возвращаясь к теории Макиндера, докладчик подчеркнул, что тезис отца-основателя геополитики о «геграфической оси истории» в основе своей имеет довольно прозаическую экспликацию: Макиндер говорит о непрерывном пространстве транзита в перспективе развития железнодорожных сетей как о стратегическом преимуществе государства, занимающего срединное положение. В этом соображении о выгоде срединного положения коренится и его формула: «Кто контролирует Евразию, тот контролирует весь мир». Уже установка Мэхана является полностью противоречащей установке Макиндера. Если по Макиндеру главным приоритетом является срединное положение государства, то по Мэхану – его морская мощь. Аргументация Макиндера обнаруживает свою привязку к историческому моменту.

Дмитриев подчеркивает, что вопрос квалификации сухопутных и морских цивилизаций не столь однозначен, как это принято считать. Так, Карл Шмитт, во многом «одушевивший» силы Суши и Моря, в своих работах предостерегает от попытки внеисторической фундаментализации сухопутно-морского дуализма. Шмитт настаивает: тот факт, что планета поделена между силами Суши и Моря, которые в действительности ведут между собой борьбу, означает лишь то, что так исторически сложилось. Великобритания на определённое время стала воплощением талассократии не потому, что была предопределена к этому своим географическим положением (иначе – почему ничего подобного не произошло, например, с Японией?), а потому, что оказалась к этому готова в силу сочетания исторических обстоятельств и волевого фактора, которому Шмитт, как известно, отводит решающую роль.

Дмитриев отмечает, что при всей эвристической ценности геополитических моделей, построение идентичности «от геополитики» «оказывается делом если и не бесполезным, то скорее опасным, чем обязательным». По мнению докладчика, такое выстраивание идентичности только и исключительно на геополитическом факторе (без учета социальных и «глубинно-социологических» аспектов) чревато с одной стороны парализующим политическое воображение географическим детерминизмом, с другой – основанными на неадекватных трактовках и историософских предрассудках спекуляциями.

Прения

По завершении докладов состоялись прения, по итогам которого можно выделить следующие замечания:

Важность деконструкции евразийства

Аспирант кафедры социологии международных отношений социологического факультета МГУ Александр Бовдунов, обратившись к докладу Леонида Савина о концепции ориентализма Эдварда Саида, предложил рассмотреть данную концепцию с точки зрения понятия внутренней геополитики. Понятие ориентализма во многом относится к тому, что можно назвать социально-географическим явлением или социально-географическим образом.

Данное понятие, трактуется как некий колониалистский социально-географический образ, возникающий по отношению к Другому. В случае описанного Саидом ориентализма, это

образ, возникающий у стран Европы по отношению к тому многообразию народов, цивилизаций, культур, которое европейцы объединяют под названием «Восток». Между тем, очевидно, что между Ираном, Индией и Японией, Китаем и Саудовской Аравией весьма мало общего. «Что связывает то этническое, культурное, антропологическое, мировоззренческое разнообразие, что называют «Востоком» или «Азией»? Только внешняя инструменталисткая, колонизаторская в своей сущности позиция человека Запада», - отметил Бовдунов. Вполне естественен вопрос, затронутый Л. Савиным в его докладе: не является ли столь же нигилистическим понятие «Запада», в большей степени отражающее представления тех культур, что относятся людьми «Запада» к «Востоку».

В этой связи возникает следующий вопрос – на сей раз о самоидентификации России.

И внутри себя, и вовне, общаясь со всем остальным миром, Россия оперирует этими двумя базовыми социогеографическими образами – Запада и Востока, Европы и Азии. Даже определяя себя как Евразию, Россия, таким образом, сочетает две этих схемы, во многом абстрагируясь от реального множественного, плюрального содержания, и оперируя инструменталистскими схемами. Мышление в рамках этих двух конструкций, Европы и Азии и приводит к осознанию негативного статуса России. «Только Россия может выбирать между двумя нигизизмами – нигилизмом «восточным» («Запад») и нигизизмом «западным» («Восток»)», - отметил Бовдунов. Определение Евразии как чего-то иного, ни «Востока», ни «Запада», может быть, конечно, помыслено и диалектически, как отрицание отрицаний. К этому и шли первые евразийцы, мысля Евразию как нечто особое. Но их концепт, будучи даже словесно синтетичным допускал и возможность слияния двух негаций («Запада» и «Востока») без их диалектического преодоления, в чем видно некритическое отношение к понятиям Европы и Азии, Запада и Востока. По мнению Бовдунова, евразийский дискурс нуждается в критическом переосмыслении. «Мы говорим на чуждом нам языке восточно-западной, азиатско-европейской дуальности, а потому Россия показывает нам себя как немое или бессвязно бормочущее существо. Чтобы услышать Россию, чтобы понять собственный язык, надо обратиться к ней самой, сняв это разделение и обратившись к собственной бытийственной множественности», - подчеркнул докладчик.

Постгеополитика как шанс для полюса Суши

Директор Центра геополитических экспертиз, главный редактор портала Evrazia.org Валерий Коровин обратил внимание на один из тезисов доклада проф. Дугина, заключающийся в том, что российский политический класс склонен принять концепцию О’Туатайла в силу ее экстравагантности и «интересности». Коровин полагает, что следует поддержать стремление отечественных элитариев к принятию этой концепции, но, «поскольку русский человек склонен принимать все в полноте, надо понимать, что данная концепция предлагается всем - бесполярный мир для всех».

Если нет полюса Моря, тогда исчезает любое препятствие для внешней экспансии Суши, отметил Коровин. Следовательно, можно осуществлять экспансию на те пространства, которые мы считаем нужными для себя, устанавливать контроль и патронирование над теми государствами, которые нам представляются интересными. Следует действовать открыто, так, как будто мы имеем дело с никем не завоеванным, неосвоенным пространством. Если западное общество погружено в шизофреническое самокопание, геополитических полюсов не существует, а концепция О’Туатайла в контексте постмодерна доминирует, то мы открываем для себя все возможности. Главное проблемой для нас является описание этих возможностей: что мы в итоге хотим. «Мы представили себе, что сопротивления нет, что все возможности открыты, можем двигаться куда хотим, и контролировать все что хотим.  Но что мы хотим?», - это, по мнению Коровина, самая главная проблема для тех, кто занимается формированием внешней политики в России.

Необходимость самоидентификации

Резюмируя обсуждение, последовавшее за основной частью семинара, профессор Дугин отметил, что высказанные реплики требуют от участников дальнейшего обращения к проблематике идентичности.

Если идет речь о вхождении российского общества в постмодерн, следует определить, кто такие «мы», которые входят в постмодерн. Необходимо понять, каково внутреннее, автономное содержание российской идентичности на сегодняшний момент. Это содержание не исчерпывается тем, что мы «ни Восток, ни Запад», или «и Восток, и Запад одновременно» - оба этих концепта, как отметили Л. Савин и А. Бовдунов, являются пустыми. Для того чтобы дискурс мультиполярности, обоснование идеологии многополярного мира были последовательными, следует определиться с тем, кто именно является носителем этой идеологии, обосновать собственную идентичность, подчеркнул проф. Дугин.

Заключение

Обобщая вышесказанное, можно обозначить некоторые препосылки к формированию геополитики многополярного мира:

1.          Социальная парадигма фундаментально меняется, столь же фундаментально меняется и осмысление этой парадигмы – в геополитике, в экономике, в процессах глобализации.

2.          Отсутствие у полюса Суши собственной модели существования в изменившейся системе координат чревато встраиванием в глобалистские проекты, порожденные талассократической цивилизацией – будь то жесткий перевод в разряд Периферии, подчиненной глобалистскому ядру, или «мягкое» растворение в мондиалистском «космополитическом пространстве». Неоконсервативные проекты глобальной доминации США или разрабатываемые CFR soft-power технологии «бесполярной согласованности» по сути являются лишь разными методами достижения одной и той же цели.

3.          В современных условиях мы уже не можем апеллировать к национальной государственности, суверенитета – таким образом мы обращаемся к старым, уже не работающим, моделям, и закономерно проигрываем. Напротив, следует обратить внимание на множество фасцинативных теорий, разрабатываемых западными и незападными геополитиками.

4.          Необходимо учесть отмечаемый всеми без исключения современными геополитиками тренд, связанный с появлением надгосударственных и внегосударственных акторов политики – от транснациональных корпораций до повстанческих движений и «гуманитарных фондов». Переходя от межгосударственной к «мультилатеральной» геополитике, среди этих новых игроков следует выделять потенциальных союзников в отстаивании интересов Суши.

5.          Необходимо провести фундаментальную ревизию всего корпуса классического геополитического знания. Представляется желательным учесть деконструкционный анализ, проделанный современными геополитиками-постмодернистами. Для формирования геополитической дисциплины, адекватной современным вызовом, следует преодолеть географический детерминизм, свойственный натуралистическому, картезианскому дискурсу, свойственному теориям, сложившимся в XIX веке, но принимаемых как аксиому до сих пор.

6.          Одним из направлений развития геополитики многополярного мира должно стать соединение политико-географического и политэкономического подходов с исследованием  социологии и социальной психологии народов, относимых к морским или сухопутным цивилизациям, их социального логоса и коллективного бессознательного. Рассмотрение постулатов классической геополитики в оптике этносоциологии и социологии пространства позволит уйти от геополитического детерминизма, позволит понять, что пространство представляет собой вызов, на который разные этносы могут ответить по-разному.

[1]  ÓTuathail G. Understanding Critical Geopolitics: Geopolitics and Risk Society // Journal of Strategic Studies. – 1999. – Vol. 22. – N 2/3. – P. 109.

[2] Dodds K., Sidaway J. Locating Critical Geopolitics // Environment and Planning D: Society and Space. – 1994. – Vol.12. – N 5. – P. 516.

[3] В соответствии с которым, геополитика представляет собой совокупность тактик и стратегий знания/власти, которые разворачиваются в пространстве одновременно через дискурсивное разграничение, описание территорий и имманентные ему властные практики контроля и организации. См.: Сидоркин С. А. Критическая геополитика: политика письма мирового пространства // SCHOLA-2007. М.: Издатель Воробьев А.В., 2007.

[4] Трактовавшего «Восток» как искусственно созданный европейцами конструкт. См.: Саид Э.В. Ориентализм. Западные концепции Востока / Пер. с англ. А. Говорунова. – СПб.: Русский Мiръ, 2006. – С. 23-24.

[5] ÓTuathail G., Agnew J. Geopolitics and Discourse: Practical Geopolitical Reasoning and American Foreign Policy // Political Geography. – 1992. – Vol. 11 – N 2. – P. 157.

[6] Роль «разбойников моря» при этом с очевидностью достаётся норманнам. Однако – обратите внимание – их «морская» принадлежность не улавливается ни в чисто географических терминах деления планетарного пространства на хартланд и внутренний и внешний полумесяцы, ни в социо-культурных: норманны позднее всех европейских народов оставили традиции предков, у германцев же научились осёдлости, освоив феодальный способ производства.